Он читал фантастику. Любил фантастику. И знал всякое про будущее, каким оно непременно будет, про космос и полеты, про разные фантастические чудеса. Вон в недавней книжке туннель как в метро проводили под Северным Ледовитым в Америку. А уж марсиане, которые золотоглазые и смуглые…
То есть, про гостя из будущего – это он понимал. Это было здорово.
И еще Сашка был очень вежливый – так его воспитывали родители. Он чуть отодвинулся в сторону и сказал:
– Проходите.
Мужик зашел, втянул шумно носом воздух, будто принюхиваясь, потоптался возле холодильника, будто примериваясь, потом скинул летние дырчатые иностранные туфли и кивнул:
– Ну, пошли к тебе, давай. Пошли скорее! У меня тут совсем мало времени.
Они прошли друг за другом по длинному рыжему половику через узкий темный коридор и перед самой кухней свернули налево. Тут жил Сашка. У него была железная кровать. Еще был диван-оттоманка с откидывающимися валиками. И письменный стол, который подарил главный инженер станции. Он тогда себе новый купил, а этот по знакомству подарил Сашке. На столе лежал большой и толстый лист оргстекла – это папа принес с работы. Под стекло Сашка положил фотографии наших хоккеистов – чемпионов мира. Якушев был прямо посередине, на самом видном месте. А в чемпионате СССР Сашка болел за «Спартак». Но открыток со «Спартаком» не было, потому что опять было только третье место. Хоть Якушев, конечно, все равно был лучшим.
Еще в этой комнате был большой платяной шкаф. Только без зеркала, потому что так он продавался – без зеркала. Но Сашка в этот шкаф почти не заглядывал. Там была взрослая одежда. А его одежда была в комоде, который стоял слева в углу. И на комоде еще была лампа-ночник из камня в виде белки. Камень был такой, что когда лампа включена, он как бы просвечивал, и была видна белка.
На шкафу лежали рулоны маминых выкроек. А за шкафом – большая линейка-рейсшина, по которой папа когда-то делал свои чертежи. А потом рейсшину поставили за шкаф, потому что папа перестал учиться – просто некогда было. Это он так говорил – некогда. Ему надо было работать и сына воспитывать. А еще ту рейсшину Сашка не доставал и не играл, как пулеметом – там даже приклад настоящий был! – потому что она была грязная. С края – грязная. Однажды они тут загнали крысу за шкаф, и папа лупил ее рейсшиной, пока она не сдохла. А мама не кричала и не визжала, а отпинывала крысу обратно за шкаф, когда та пыталась выбежать. Потом папа залил алебастром со стеклом все дырки в полу, и больше крыс у них не было. Рейсшину помыли. Но Сашка все равно помнил, что она грязная. И не играл ею.
Гость стоял, почти не дыша, медленно оглядываясь и как бы вспоминая все.
– Садитесь, – сказал Сашка.
И сам сел