– Знаете, доктор, я всего лишь несколько раз видел акульи плавники рядом с нашим кораблем, и никогда эта хищница не преследовала наш корабль. Капитан всегда отдавал приказ сбросить за борт всю тухлятину, и мы спокойно плыли дальше. Однажды я увидел челюсти акулы. Она, как мне показалась, мне улыбнулась. Я до сих пор не понял этого смысла.
Океан о многом может сказать морякам. Они это чувствуют: легкое волнение, незначительную смену ветра или затишье перед бурей… В океане обостряется восприятие. В океане нельзя расслабляться. Нужно всегда быть начеку. Да и наши органы чувств всегда настороже в чужой стихии.
– Полно вам, Педро. Язык – это главное отличие нас от приматов. Я чту базис Дарвина, хотя он уже несколько архаичен, тем не менее лично, я, придерживаюсь той точки зрения, что кроманьонцы пережили неандертальцев именно благодаря более совершенному речевому аппарату. Они существенно лучше обменивались информацией и передавали знания. Как еще, если не с помощью языка, это делать?!
– А что если мы чего–то не знаем?! Что если мы утратили, то самое шестое чувство? Чувство, которое значительно ценнее языка. Откуда, по–вашему, взялся афоризм: «Мысль изреченная – есть ложь»? Да все потому, что она не отражает точно смысл и весьма приблизительно передает содержание невысказанной мысли. Что бы кто ни сказал, говорящий не может быть уверен на сто процентов, что его услышат и поймут правильно. Слова, при всей кажущейся простоте в ряде случаев, например, когда люди ссорятся, не несут достаточного смысла. Чаще всего словами не выражается истинная мотивация ссоры. На словах – одно, на душе и в мыслях – другое, – молвил Педро.
– Посмотрите, сегодня океан необыкновенный. Редко, когда можно видеть его таким спокойным. – Доктор сделал глоток виски и зажмурил глаза от удовольствия. – Да, в наше время такого виски не было, в лучшем случае можно было у португальцев купить портвейн или мадеру. Я до сих пор помню тот удивительный вкус и аромат. Все было ярче. Нейроны тоже стареют, – грустно добавил доктор. – Как бы мы не хотели остаться молодыми, наши органы чувств не позволяют забыть наш истинный возраст, – с некоторым трагизмом в голосе произнес Сальватор.
– Простите, док, почему–то вспомнилось, как ирландцы нам во время очередного похода первый раз продали огромную бочку бренди, – подхватил Педро. – Бренди был отвратный, но мы все равно его выпили весь до последней капли. Вот это воспоминание на всю жизнь… Даже сейчас вспоминаю эту мерзость во рту. Бьюсь об заклад они продали нам то, что собирались вылить на мостовую Лондона в знак очередного протеста.
– Пожалуй, – рассеянно согласился доктор. – Но вернемся к нашему разговору о языке. Допустим. Но что тогда будет определять и калибровать