– Ошибаешься, Ворон, не сомневаюсь я. И готов биться день и ночь, чтобы уничтожить зло в этом мире, ради Саши, ради Василисы и Марьюшки, да и просто ради того, чтобы добро восторжествовало. Можете на меня во всём положиться.
Елисеев поднял залитое слезами лицо, во взгляде затеплилась надежда.
– Вот теперь, и верно, не затрудняешься уже, – весело сказал кудесник. – Аж просветлел весь. Меня не обманешь.
Он шутливо погрозил пальцем, а царь встал и, подойдя, обнял товарища.
– Спасибо, Ваня! – прошептал он.
– Что ж, – так же радостно произнёс Ворон, – давайте трапезничать и к думе приступим. Пойду, потороплю, чтобы подавали.
Он вышел. А Елисей, ещё раз крепко стиснув руку друга, дёрнул шнурок на стене. Неподалёку раздался звон.
– Марьюшку бужу, – пояснил он. – Не стали ей электрический звонок проводить, уж больно резок, всполошит ещё, напугает.
Голоднов кивнул и, пройдя к столу, выбрал место.
– Ничего, что я сижу при тебе, государь-батюшка? – улыбаясь, спросил он.
– Какие церемонии между своими, – засмеялся Саша, устраиваясь напротив.
Вернулся Ворон, прибежала царевна. Звеня, как колокольчик, рассказывала она отцу, какой чудесный сон ей привиделся, а тот внимательно слушал, расцветая в присутствии дочери. Иван же, глядя на них, внезапно понял, что готов отдать за этих людей, на чьи плечи годами давило неизбывное горе, всю жизнь без остатка.
Глава 4
Во дворце правителя тридевятого королевства царил страх. Повелитель гневался, а когда Драгомир приходил в бешенство, все – и живые, и, особенно, нечисть предпочитали прятаться по углам. Объектом, на который изливал ярость властитель, оказался Кощей. Он стоял, втянув голову в металлические плечи, и не смел возразить ни словом.
– Такое важное дело, – бесновался упырь, – прахом пошло. И почему? Да потому что слуга мой нерадивый, коего я не считал слабым умишком, отрядил к Елисею посла негожего. Ты, остов железный, мозгами бы пораскинул, прежде чем кикимору отправлять. Она и двух слов связать не может, не то, что важную весть передать. Али ты переметнуться захотел? Видать, тебе жить надоело, пора смерти предавать.
Королевич вытянул вперёд левую руку, делая странный жест другой, а Кощей с лязгом рухнул на колени и возопил.
– Пощади, государь! Не переметчик я, да и в неудаче посольства невинен. Некого нам отряжать. Сам я пойти не могу, Ягу тоже посылать нельзя, а остальные – шушера мелкая. Кикимора хоть пожальче глядится, к доверию располагает. Суть-то она до Елисея донесла, да сам он, видно, таков, что не может отдать человека в руки недружеские даже ради Василисы.
Поглядел Драгомир на коленопреклонённого подданного, подумал.
– Прав ты, похоже, –