Выбор
Первое осознанное, взрослое соприкосновение с французским языком произошло в Индии, где я находился в длительной командировке с родителями и закончил школу при российском посольстве. В силу определённых объективных жизненных обстоятельств возможности покинуть эту страну сразу после получения аттестата зрелости и уехать поступать в отечественный вуз в Москве не имелось. Пришлось искать вариант продолжения образования на месте. После некоторых раздумий выбор пал на Университет им. Джавахарлала Неру (JNU) – один из крупнейших и престижнейших образовательных центров страны.
Мы с отцом поехали туда на день открытых дверей. Походили, посмотрели. Из всего увиденного меня более других привлёк факультет иностранных языков. Вроде как английский давался в школе хорошо, почему бы не попробовать что-то, связанное с лингвистикой и переводом?
Перво-наперво заглянул на кафедру славянских языков, где преподавали выпускники советских вузов. Они удивились появлению у них обладателя российского аттестата зрелости и с удовольствием приняли бы меня на своё отделение, однако, немного поразмыслив, отговорили идти к ним, совершенно справедливо рассудив, что мне будет скучно в окружении индийцев, начинающих изучать русский «с нуля». Меня бы просто эксплуатировали в качестве живого носителя языка. Очевидное преимущество и престиж для факультета, но никакой практической пользы для меня самого. Мы подобную честность оценили.
Сунулся было к арабистам, но понял, что там требуется более серьёзная базовая подготовка (туда набирали в основном людей с урду), а лучше ещё соответствующая религия в придачу. Да и атмосфера на арабской кафедре была специфической, мрачной и, как показалось, гнетущей. К тому же все поголовно ходили с бородами, а я пышностью растительности в те годы не отличался. Перспектива ходить с жиденькой козлиной мочалкой на лице и стать завсегдатаем мечетей не прельщала, поэтому от многообещающей идеи изучать арабский и влиться в ряды ваххабитов мужественно отказался.
Кафедры китайского и корейского откровенно испугали поголовной маниакальной одержимостью имевшегося преподавательского состава: там работали фанаты своего дела, полностью погруженные в предмет. Сборище внешне безумных профессоров. Со стороны это могло сойти за прекрасный пример увлечённости научной работой, но развитое воображение тут же услужливо нарисовало меня самого к концу обучения со столь же всклоченной шевелюрой, ненормальным взглядом и ещё более сузившимися, и без того не сильно широкими от природы глазами, не различающими ничего, кроме иероглифов. Кроме того, за такими языками стоит ещё и определённая жизненная философия, которая, полагаю, не сильно мне близка. Картинка показалась столь правдоподобной и живой, что меня передёрнуло. Я трусливо сбежал от востоковедов, так и не