Мой спутник совсем седой, но все его зовут Гусейн-Бала, ребенок Гусейн. Это имя-прозвище перешло по наследству от деда, которого тоже до глубокой старости звали малышом. В Дербенте такое никого не удивляет. Время здесь остановилось, расплавилось под жарким южным солнцем, растеклось по древу, как на картине Дали. Столетия налезают друг на друга. Выходя из модного кафе, рискуешь поскользнуться и провалиться ненароком в четырнадцатый век, неудачный поворот в лабиринте кривых улочек чреват встречей с веселыми джиннами. По крайней мере, сторож дядя Залым божился, что однажды увидел возле Нарын-Калы свадебные столы и чуть не подсел к пирующим. Но губы сами произнесли шахаду – и вмиг исчезло наваждение, так что и он, и джинны остались голодными.
Ветер треплет разноцветные ленты на дереве желаний. Дербент, узел ворот, гигантская ловушка в самом узком месте между горами и морем, каждого проезжего торговца заставлял пополнять сокровища Нарын-Калы. Но те же богатства обрекали его на разграбление. Бесчисленные завоеватели перехлестывали через стены, торопливо строили дома и молельни, а затем исчезали под очередной людской волной. Город-граница, город-ключ упрямо высился на краю цивилизаций и ни одной не принадлежал в полной мере. Хазары и персы, Россия и Азербайджан – государства вокруг меняются, а Дербент стоит как прежде, сочетая их в себе, но оставаясь собой. Мирно, почти ласково ускользал он из пальцев любых властителей. Те чувствовали это и строили внутреннюю стену – между городом и крепостью. Когда трон шатался, она росла, когда стоял прочно, каменный вал разбирали. В советские времена преграда и вовсе стала невидимой.
– Со смотровой запрещали фотографировать Дербент, – вспоминает Гусейн-Бала. – Однажды проводил я экскурсию для иностранца. Вышел он к этим перилам, облокотился и протянул мне фотоаппарат. Что делать? Скажу, что нельзя, – международный скандал. Сфотографирую – нарушу правила. Щелкнул я его и побежал в КГБ. Мне потом сказали, чтобы я не беспокоился. Когда гость уезжал, работник органов встал рядом в аэропорту, поставил чемодан возле его багажа, нажал на кнопку и засветил пленки.
За площадкой, возле шашлычной, расставлены столы. Пирующие дрожат в вязком мареве. Кажется, произнесешь шахаду – и они тоже исчезнут. Недаром, по легенде, Дербент за одну ночь построил шайтан. Он отбивал хвостом кривые улочки, в спешке швырял дома друг на друга, да так, что и поныне вываливаются из них потроха – балконы. Это – город джиннов, я тут – всего лишь гость. В текучем чужом пространстве все карты бесполезны. Тайны города сокрыты не в них. Надо видеть, слышать и пить горячий чай с колотым сахаром. Не говоря ни слова и не оборачиваясь, я сбегаю по крутой лестнице в лабиринт магалов, а джинны хохочут мне вслед и громко заказывают очередную бутылку коньяка.
Магалы
Вверху были коричневая пальма