– Почему? – негромко спросил Лотар, и Фьюри пожал плечами.
– Я только слышал, что партия будет большой.
– Как я тебя и предупреждал, они собираются закрыть шахту. – Лотар внимательно наблюдал за лицом шофера. Он чувствовал, что этот человек дрогнул. Надо его подстрекнуть. – Последняя доставка, а потом ты станешь безработным, как те бедняги, что едут в твоих грузовиках.
Фьюри мрачно кивнул.
– Да, их уволили.
– Следующим будешь ты, старина. А у тебя, помнится, хорошая семья, и ты ее любишь. Денег, чтобы кормить детей, одевать их – не будет, не найдется даже нескольких фунтов, чтобы заплатить маленькой девочке за ее хитрые штучки.
– Послушай, зачем ты так…
– Сделай, как мы договаривались, и у тебя будет столько маленьких девочек, сколько захочешь, и так, как захочешь.
– Не говори так, приятель. Это грязь.
– Ты помнишь наш уговор? Знаешь, что нужно сделать, как только тебе скажут, что будет доставка?
Фьюри кивнул, но Лотар настойчиво сказал:
– Расскажи. Повтори.
Он выслушал неохотный пересказ своих указаний, кое-где поправляя, и наконец довольно улыбнулся.
– Не подведи, старина. Я не люблю разочаровываться.
Он наклонился к Фьюри, посмотрел ему в глаза, потом вдруг повернулся и исчез во тьме.
Фьюри, дрожа и спотыкаясь, как пьяный, побрел по ущелью к лагерю. Он был почти на месте, когда вспомнил, что девушка забрала деньги, а свою часть сделки не выполнила. Фьюри мрачно задумался, сумеет ли уговорить ее в следующем лагере, потом решил, что шансы не очень велики. Но почему-то сейчас это уже не казалось таким важным. Лед, который проник в его кровь от слов Лотара Деларея, дошел и до паха.
Они ехали по открытому лесу под холмами, беззаботные и веселые, в предвкушении следующих нескольких дней.
Шаса ехал на Пресвитере Иоанне, под коленом у него висел семимиллиметровый спортивный «манлихер» в кожаной кобуре. Прекрасное оружие: приклад и рукоять из каштана, вороненая сталь с гравировкой из серебра и чистого золота – искусно изображенные сцены охоты и написанное драгоценными металлами имя Шасы. Ружье подарил ему на четырнадцатый день рождения дед.
Сантэн сидела на великолепной сероватого оттенка кобыле. Шкура в кружевных полосках на плечах и крупе, морда, грива и круги возле глаз тоже черные – в ослепительном контрасте с белой кожей наездницы. Сантэн назвала ее Нюаж – Облако, в память о жеребце, которого подарил ей отец, когда она была еще девочкой.
На Сантэн была шляпа австралийских скотоводов с широкими полями, жилет из шкуры куду поверх платья, на шее – свободно повязанный желтый шелковый шарф. Глаза ее сверкали.
– О, Шаса, я чувствую себя школьницей, которую отпустили поиграть в хоккей. У нас впереди целых два дня!
– Давай наперегонки до ручья! – предложил Шаса, но Пресвитер Иоанн не мог соперничать с Нюаж, и, когда он добрался до ручья, Сантэн уже спешилась и держала голову лошади, не давая ей слишком