597
Кен. Москва и пакт. С. 113–114; Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 5. С. 492–494 (АВП РФ. Ф. 08. Оп. 14. Д. 137. Л. 31–33), 494–496 (Л. 13–15), 496–497, 497–498, 498–500, 501; Budurowych, Polish-Soviet Relations, 16–7; Karski, Great Powers, 109. См. также: Известия. 27, 28, 30.08.1931; ДВП СССР. Т. 14. С. 562–564 (Довгалевский – Карахану, 06.10.1931), 566 (Довгалевский – в Москву, 09.10), 570–572 (Литвинов и Зелезинский: 14.10); Biegański et al., Documents on Polish-Soviet Relations, I: 14–6.
598
Дьяков, Бушуева. Фашистский меч ковался в СССР. С. 131–132 (РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 342. Л. 179–180: Хинчуку). Политбюро одобрило отправку четырех офицеров в немецкие военные академии даже в декабре 1932 г. Stone, Hammer and Rifle, 198 (ссылка на: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 14. Л. 39: 16.12.1932).
599
Kochan, Russia and the Weimar Republic, 159. По мнению германских дипломатов, франко-советский и польско-советский пакты о ненападении свидетельствовали «о полном изменении курса советской внешней политики». Случ. Германо-советские отношения. С. 103 (ссылка на: АВП РФ. Ф. 082. Оп. 14. Пап. 62. Д. 2. Л. 365).
600
13 апреля 1932 г. Пилсудский прибыл в Румынию, намереваясь отправиться оттуда в Японию. Советское правительство расценило этот вояж как подготовку фундамента к заключению давно предполагавшегося военного пакта против СССР; на самом же деле польский президент пытался (безуспешно) склонить своих румынских союзников к ослаблению трений с Москвой и принять участие в широкой региональной системе коллективной безопасности. Haslam, Soviet Foreign Policy, 104–5. 22 апреля 1932 г., когда Пилсудский находился в Токио, заместитель наркома иностранных дел Стомоняков в письме Антонову-Овсеенко предполагал, что «по всей вероятности он ведет конкретные военные переговоры, связанные с дальневосточными осложнениями в случае войны Польши и Румынии против СССР». Revyakin, “Poland and the Soviet Union,” 79–101, 84 (без ссылки на источник).
601
Возможно, Сталин не был удовлетворен поступавшей к нему информацией, так как незадолго до этого он полтора часа беседовал с Радеком в своем кабинете с глазу на глаз, а затем постановил создать в своем секретариате «информационное бюро» по иностранным делам (формальное решение об этом было принято 1 апреля 1932 г.). Бюро Радека, по сути будучи дополнением к иностранному бюро «Известий», в теории имело право обращаться во «все существующие учреждения, занимающиеся экономическими, политическими и военными вопросами в капиталистических странах». На приеме. С. 64 (27.03.1932); Кен, Рупасов. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР. Ч. 1. С. 196, 553–554, 574–575; Рупасов. Западное заграничье. С. 590–592 (РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 878. Л. 5), 592–596 (Оп. 162. Д. 11. Л. 135, 143: 16.05.1932); Кен. Карл Радек и Бюро. О том, что значил Радек для Сталина, см.: Duda, Jenő Varga, 113–4. См. также: Гронский. Из прошлого. С. 147. Радеку удалось выставить СССР защитником мира в Foreign Affairs, журнале американского истеблишмента, а в мае 1932 г. он вместе с Ворошиловым пытался договориться с американскими военными кругами о проведении общей политики в отношении Японии, из чего, однако, ничего не вышло. Radek, “War in the Far East”; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 113, 173–174; Сафронов. СССР. С. 369. Сталин давал Ворошилову советы о том, какой линии придерживаться в отношениях с американскими военными. Квашонкин. Советское руководство.