К тому моменту, когда будущий Сталин поступил в семинарию, там еще сохранялись суровые дисциплинарные меры, но в качестве уступки были возвращены уроки грузинской литературы и истории. Летом 1895 года, после первого года занятий, Джугашвили, которому было шестнадцать с половиной лет, не получив в семинарии разрешения, лично отнес свои стихи, написанные на грузинском, издателю-дворянину Илье Чавчавадзе. Редактор издававшейся Чавчавадзе газеты «Иверия» (под таким названием известна Восточная Грузия) опубликовал пять стихотворений Джугашвили, подписавшего их широко распространенным уменьшительным грузинским вариантом имени Иосиф, Сосело [129]. В одном из этих стихов насилие (в природе и в человеке) противопоставлялось кротости, свойственной птицам и музыке; в другом изображался странствующий поэт, отравленный соотечественниками. Еще одно стихотворение было написано к 50-летию грузинского князя Рафаэла Эристави, любимого поэта молодого Сталина [130]. Как впоследствии говорил диктатор, стихи Эристави были «красивыми, эмоциональными и музыкальными», и добавлял к этому, что князя по праву называли грузинским соловьем – о роли которого, возможно, мечтал сам Джугашвили. Героем страстного шестого стихотворения Джугашвили, «Старый Ниника», изданного в 1896 году в «Квали» («Борозда»), журнале еще одного Церетели, Георгия (г. р. 1842), является мудрый герой, повествующий о прошлом своим внукам. Словом, и Джугашвили был подхвачен эмоциональной волной грузинского пробуждения конца века.
Дух времени, так подействовавший на молодого Джугашвили, хорошо выражен в стихотворении «Сулико» (1895), или «Душенька», об утраченной любви и утраченном национальном духе. Эти стихи, написанные Акакием Церетели, одним из основателей Общества по распространению грамотности, были положены на музыку и стали популярной песней:
Я могилу милой искал,
Сердце мне томила тоска,
Сердцу без любви нелегко,
Где ты? Отзовись, Сулико!
Увидал я розу в лесу,
Что лила, как слезы, росу.
Ты ль так расцвела далеко,
Милая моя Сулико?
Над любимой розой своей
Прятался в ветвях соловей.
Я спросил, вздохнув глубоко:
«Ты ли здесь, моя Сулико?» [131]
Сталин-диктатор часто пел «Сулико» по-грузински и в русском переводе (переложенная на русский, песня стала сентиментальным шлягером на советском радио). Но в 1895–1896 годах ему пришлось скрывать успехи в сфере грузинской поэзии от русификаторского начальства семинарии.
Само собой, национализм был приметой эпохи. Блеск бисмарковского германского