– Ешо не узнала, кто убил его, знаю где, а вот кто… Узнаю, узнаю… – вздыхала она.
Матери своей Валя не помнила, отца не знала. Родилась в деревушке среди гречишных полей и березовых лесов. Жила у тетки, истой двоеданки.
– Валька! – Едрить твою, где шатаешься? Налей теленку воды, курам сыпани… – кричала тетка, а маленькая некрасивая Валька уже давно убежала в лес на двоеданское кладбище, где в густой траве так много сладкой крупной земляники.
Девочка была некрасивой, кривоногой, сутулой. С бесцветными глазами и уже тогда с жиденькими волосиками. Кажется, время остановилось для ее тела. Чуть подросла – все. Тёмная деревенская жизнь с ее грубыми нравами никак не вязалась с той красивой природой, тихой, неяркой, но по-своему прекрасной, с медленной рекой и прозрачными озёрами, окружавшими деревню. И здесь всегда такая тишина. Но Валя, кажется, не задумывалась над этим, не понимала божьей красоты земного мира.
Пробродив среди могил, Валька бежала с букетиком земляники домой. Там ждала ее взбучка. Однажды, в поисках коровы она забрела в овраг. Ей тогда шёл шестнадцатый год, пора девичьей весны, но она не похорошела. Тут в густой, пахучей траве подмял ее под себя пастух Вовка, огромный парень, с маленькой головой, немигающими глазками и широченным ртом. К удивлению сельчан, он не отказался от Вальки, и стала она хозяйничать в его доме.
Скотник и скотница, они работали на ферме в вечной грязи и вони, в холоде и жаре под натиском осатанелых мух.
Во время обеда трудились на своем огороде, где собранная в мешки картошка не доживала до утра. Хозяева, умаявшись и упившись до бесчувствия, спали здесь же, а благодарные воры успевали перенести мешки к себе, благо жили недалеко. Освежевав свинью, относили окорока в кладовку, забыв ее запереть, но не забыв напиться и наесться до отвала. Сосед умудрялся поживиться чужим мясцом.
Рождение сына не отрезвило их, времени на его воспитания не было, да и не знали, как и что прививать мальчику. Витёк рос сам по себе. Он был низеньким, как мать, крепким и сильным, как отец. В обед садились за стол, Валя жарила неизменную картошку с зеленым луком, на почетном месте стояла водка. Если ее не хватало, шли по соседям, Витёк – к своим дружкам.
Он был неплохим гармонистом. Его приглашали на свадьбы, и, напялив на себя яркий бабий наряд, натянув на лоб венок из неживых цветов, накрасив щеки, толстые губы и брови, он залихватски пел похабные частушки и смешно крутил задом, вихляясь на высоких каблуках. Утром его находили в канаве, он спал богатырским сном, намертво ухватив гармонь крепкими руками. В этом «дуриле» – так называют парней вроде него, не было ни капли стыда и приличия. За ним с детства тянулся шлейф мелких и больших пакостей. Его боялись подростком, он надругался над мальчиком, приехавшим к дедушке в деревню на лето. И когда деду потерпевшего подростка сказали подать в суд, тот ответил:
– А