Очнувшись под лавкой, она недвижно лежала и вспоминала, как впервые после смерти сына увидела его. Это было как наяву. Она видела, как стал проваливаться колодец, сруб накренился, показались большие белые руки, они цеплялись за его край. И вот в углу избы появился он, Витюня, ее сынок. Он стоял совершенно обнаженный, белый, как простыня, словно вымытый ледяной водой. Безвольно свисали вдоль тела его крепкие руки с толстыми корявыми пальцами. Короткие кривоватые ноги были согнуты в коленях. Он смотрел на мать большими блеклыми глазами, оттопырив толстые губы.
Черной шубейки, в которой его бросили декабрьской ночью в колодец, не было.
– Тебе холодно, сынок? Иди к печке, вот сюда. Она обняла его, она чувствовала его тело. Голова его клонилась на ту сторону, куда ударили ножом. Она ощущала рваные края раны, прижимала его голову к своей груди, которая наполнялась радостью. Витя жив, жив, вот он. Она может обнять, прижать к себе. Она буквально захлебывалась от счастья.
Сейчас она отогревала его своим теплом, беспредельным материнским теплом. Его было много, даже непонятно было, как это маленькое, тщедушное тело могло вместить столько живительного жара, ни на кого не растраченного.
Мать боялась пошевелиться, боялась выпустить сына из объятий. Вдруг он исчезнет.
Боже! Какое это счастье-то – быть с сыном. Она никогда не была счастлива, как в эту ночь. В одно мгновенье промелькнула мысль, была ли она ласкова с ним в детстве? Оказывается, это ни с чем не сравнимая радость ласкать сына, держать его в своих объятиях, называть добрыми словами.
А знала ли она эти добрые слова? Вряд ли. Ласкала ли она его в детстве? Нет, она этого не помнит. Помнит только одно, как лезла пьяная к нему, чтоб поцеловать, как его провожали тогда в армию, а он отталкивал ее огромными ручищами. Мать мешала ему взять кружку с водкой, которую протягивал Петюня, сосед и дружок с детства.
За что Бог наказал её? За что? Ведь она верующая, знает много молитв. Ни одни похороны, поминки, святые праздники не проходят без нее. Люди одаривают ее деньгами и подарками. В эти дни она не пьет. Строгая и чисто одетая, сжав правую руку с левой, она идет по деревне с сознанием выполненного долга. Но в такие дни сын к ней не приходит. Почему?
И чтобы вновь видеть Витюню, ей надо много выпить. Сын хоть редко, но появляется, печальный и молчаливый. Однажды ей показалось, что Витя пообещал сказать ей, кто и как его убил. Эта мысль настолько ее захватила, что она стала пить днём.
Пусть он придет, пусть скажет, что с ним произошло той декабрьской ночью…
Тогда муж находил ее на перекрестке, тащил бесчувственную домой, долго бил ее податливое мягкое тело, рвал жиденькие волосы, но разжиженная водкой, она, казалось, неспособна ощущать боль.
– Что ж ты, тварь, вечно валишься на перекрестке! Заползи куда-нибудь под забор, чтоб тебя, суку, не видели, и сдохни, сдохни!
– Перекресток. Перекресток… Правда, кто ее толкает туда, какая сила?
И вдруг осенило ее полупьяную