Но именно тогда, в их минуты скорбного счастья и полного взаимопонимания, случилась главная трагедия принца, точно мироздание испытывало его на прочность. Удар за ударом. Без объяснения своей несправедливости.
Юмги резко встала. Руки ее безвольно повисли плетьми, а из горла вырвался душераздирающий вопль птицы, сраженной стрелой в самый сладкий миг полета:
– Олугд! Началось! Оно началось! Олугд! Мне страшно!
Камень полз по ее ногам, сковывал стопы, икры, добирался до коленей. А она только в ужасе созерцала собственный уход в небытие. Беззвучный палач оплетал ее лианами, навечно разлучая с принцем.
Олугда словно пронзила молния; он судорожно вспоминал все, чему учил отец, немедленно пробуя все известные заклинания. Торопливо перебирал комбинации, подносил самоцветы исцеления, которые всегда носил с собой, помогая по наставлениям отца всем нуждающимся. Но ничего не действовало! Даже талисман их рода, самоцвет, зачарованный поколениями мудрых магов. Ничто не выдерживало поединка против серых камней, оттого отчаяние разрывало душу жадными когтями.
В конце концов Олугд просто пытался содрать каменные чешуйки, которые превращали его возлюбленную в живую статую. Но только раскрошил ногти да изранил руки – ничего не действовало. Камень бесшумно полз наверх, покрывая бедра и талию, добираясь до груди Юмги. До ее сердца! И она только порывисто дышала, с надеждой и неподдельной любовью глядя на Олугда.
– Олугд… Прости… Теперь я… Юмги Окаменевшая, – еще нашла в себе силы проговорить воительница, восклицая: – Я… Я всегда любила тебя! С первой нашей встречи!
– Юмги! Юмги! – истошно кричал Олугд, звал ее, но она лишь в последнем порыве подалась вперед, приникая к его губам с отчаянной счастливой улыбкой. Через миг он целовал только камень, который обратил ее в зачарованное изваяние.
И льор заплакал навзрыд, обнимая неподвижную возлюбленную. Магия не сработала, не помогли древние заговоры. Он просил чуда, как в сказках, когда от слез раскаяния и истинной любви оживают мертвые. Но ничего не произошло, лишь прекрасная каменная девушка застыла в трогательной позе с нежно простертыми руками и чуть приоткрытыми полумесяцами губ. Казалось, это просто непостижимо похожий портрет искусного скульптора, но для Олугда мир разорвала невозможная трагедия, невосполнимая утрата.
Он обнимал холодеющий камень, гладил неподвижные завитки тугой косы, приникал лицом к твердым щекам, которые лишь несколько мгновений назад отвечали податливой мягкостью. Все