– Рёвом выреветь, – сказала тень отца, качавшая мою зыбку, – когда пойдём по ивовым прутикам.
Старшие тени мертвеца засмеялись и оскалились на младшую.
Когда отец умер, только я и лужица ночи на ковре видели, как две его тени отрывали кусочки от третьей – жевали их, посасывая, как сочный стебель аира.
Механическая кукушка прокуковала трижды по три и умолкла. Я вспомнила о том, что стоило напечь хлеба или блинов тонких, как кожица ягненка, жёлтых, как слепящее солнце, и нагреть самовар. Стоило вылезти из-под стола и почивать тени моего отца: ту, что засекла мою мать кнутом, ту, что утопила моих братьев в болоте, и последнюю – ту, что я все ещё любила, – сожранную.
Потом две отцовы тени долго спорили между собой, кто первый пойдёт по ивовым прутикам в Ирий.
– Уступи мне, – сказала тень, любившая розги. – Я старшая, потому что знаю, как кровь солона и играет на солнце, как раны тонки и как вкусен их вид.
– Не уступлю, – сказала тень, знавшая жажду. – Я хоть и средняя, но пойду первая, ибо знаю, как сладка вода и как напоить любого досыта.
Услышав это, старшая тень отца зарычала по-волчьи и разверзла огромный клыкастый рот, чрево тени было от горла и до пупа – воняющее сладким и заросшее бугристыми нарывами. Средней тени ничего не оставалось, как раззявить рот и излить из себя мутную болотную воду. Так и стояли они, тени моего отца, друг напротив друга, соревнуясь, кто от жизни отхватил лучшее, кто смерть глубже познал и кому следует поступиться.
Когда отец умер и тени его собирались идти по ивовым прутикам в Ирий, ночь, перекинувшаяся лужицей на ковре, подмигнула мне левым глазом – щёлкнула пастью, только я и видела, как исчезли в ней тени моего отца, словно их и не было.
– Сиротка, – причмокнула ночь, поглядывая лукаво, – не угостишь ли меня чем за доброе дело?
Когда умер мой отец, ночь, просочившаяся в узкие окна и перекинувшаяся обманкой-лужицей, забрала причитающееся ей – тени отца моего, ненавидящие друг друга, и что-то, что я пуще жизни любила, но теперь уже и не вспомню, оставив мне в назидание рассечённый лоб.
– Спи, глазок, спи, другой, – замурлыкала сытая ночь, расхаживая по гостиной. – Спите, оба глаза.
Стоило ли мне сказать тогда вслух, что ссадина на лбу обернулась лишним, неположенным мне по рождению глазом. Его-то ночь и не посчитала, забыла, верно, а он видел, как пошла ночь по тонким ивовым прутикам в Ирий, и шкура её была белая.
Ирий – в восточнославянской мифологии древнее название рая.
Свободный стих
Свободный стих —
для лентяев,
для самоучек,
для мистификаторов
(когда без точек и запятых).*
Когда поэты собираются —
считают слоги, выверяют,
теорию обсуждают… дикие вещи.
Я делаю, потому что могу сделать,
анализ как я это