– Её убили.
Мы замолчали. Я не решалась выспрашивать, а он, похоже, не горел желанием делиться наболевшим. Но детское любопытство, в конце концов, взяло верх.
– А вы откуда? Говорите вроде бы по-нашему, но как-то иначе…
– Я землянка.
Он пожал плечами.
– Да и я тоже. Но вы не здешняя, так?
– Слава Богу, – подумала я, – что это моя планета, а не Марс.
А вслух сказала:
– Я из другой реальности. Из России.
– Точно, – вдруг крикнул он так громко, что я вздрогнула, – Россия! Это Россия.
Я воззрилась на него.
– А почему она в таком упадке? Что здесь случилось?
Кирос печально покачал головой.
– Понятия не имею, – произнёс он, – я родился, когда всё уже было разрушено.
– Сколько тебе лет?
Неожиданно почувствовав доверие, он придвинулся ближе и обратился ко мне на «ты»:
– Тринадцать. Я понимаю, почему ты спрашиваешь. Хочешь узнать, давно ли здесь так плохо? Давно. Даже мама не помнила ничего другого.
– Охо-хо!
Я расстроилась. Мальчик взял меня за руку.
– Не печалься, мы выживем. Сегодня ты убила хозяина этой лошади….
Он кивнул на камин со скворчащей сковородкой.
– …значит, будет пища. И долго….
– Стоп! – испуганно сказала я. – Там жарится лошадь или её владелец?
Подросток расхохотался.
– Конечно, мы кушаем не слишком сытно, но людей никто не ест.
Я вздохнула с облегчением, а он продолжил:
– Сейчас мы пообедаем и ты, наверное, уйдёшь, да?
Голос ребёнка упал, на глаза навернулись слёзы.
Я покачала головой.
– Нет. Во-первых, у меня сотрясение мозга, нужно отлежаться. Во-вторых, я считаю, что дети не должны жить в одиночестве, поэтому на некоторое время останусь с тобой.
Взгляд его загорелся.
– Ты усыновишь меня?
Я колебалась, не зная, как отнестись к неожиданному предложению. Но когда мальчик, не дождавшись ответа, горько заплакал, сетуя на своё сиротство, все сомнения исчезли.
– Да, – твёрдо сказала я. – Но, Кирос, ты, наверное, видел, что всадники увезли моего мужа. Я должна его найти. А тебе придётся пойти со мной.
Подросток закивал.
– Я готов, – ответил он. – Мне надоело это место. И… твой мужчина – достойный воин, он заслуживает того, чтобы его спасли.
– Ты прав, – сказала я, обнимая ребёнка, уткнувшегося мне в плечо зарёванным, но сияющим личиком.
Вскоре мы ели жареного скакуна, оказавшегося удивительно вкусным. Я жалела лошадь, но понимала, что в этой реальности человек должен думать, в первую очередь, о себе и себе подобных, чтобы сохранить едва теплящуюся в землянах искру жизни.
Жуя, Кирос посматривал на меня, словно пытался разгадать причину моей задумчивости. Проглотив кусок, он спросил:
– Жалко коня, да?
Меня настолько удивила его проницательность, что я подавилась и раскашлялась.