Внезапно меня обдал жаркий порыв ветра, и я вспомнил, где нахожусь. Я посмотрел на тонкую гладь воды и понял, что вот уже несколько минут не видел Сашу. Догадка была так страшна, что, не успев осознать ее, я кинулся в воду. Холодное течение обжигало распаленную от летнего солнца кожу. Я нырнул глубже, но видел только темное дно и серо-зеленую массу поднятого со дна ила. Мне не хватило воздуха, я уже чувствовал наступление панического ужаса от случившегося, как вдруг почувствовал, что кто-то схватил меня за ногу. Глаза не видели ничего, кроме черного дна и грязной массы бьющей мне в лицо тем сильнее, чем быстрее я пытался высвободиться от пут. Я дернул ногу что было сил, но легкие уже жгло огнем. В этот момент мне даже почудилось, что меня схватила русалка, голодная до человеческого мяса. Я панически замахал руками, и в тот же момент меня рвануло вверх. Я вынырнул на поверхность воды, увидев небо, и задышал так часто, что сердце не успевало перегонять горячую кровь. Когда я свыкся с мыслью, что жив, я оглядел берег. Саша сидел на песке и поедал принесенный с собой завтрак.
– Что-то схватило меня на дне, – только и сумел выдавить я, упав на раскаленную землю.
– Там много коряг от поваленных деревьев. Их несет с лесопилки, она вверх по течению, – мой воспитанник жевал бутерброд с ветчиной и смотрел на меня с удивлением. Путь до усадьбы мы провели в тишине.
2
Август мы с моим воспитанником проводили в прогулках. Несмотря на отсутствие у Павловских ухоженного сада, к северным стенам дома примыкал островок невырубленного леса, заросшего дикими кустарниками. Саша любил бывать там, и, несмотря на мою любовь к граниту и камню петербургских мостовых, я также заразился интересом к дикой природе. Лес выходил на обрыв, и я любил бывать здесь один после заката. Прошло полгода как я похоронил Аннушку, и только теперь, когда волна отчаяния схлынула с меня, как летний жар после холодного осеннего дождя, я стал глубоко осознавать и понимать случившееся. Я стал терзать себя вопросами, на которые не было ответа. Горе мое было тем сильнее, что я не находил того, кому мог бы доверить свои мысли. Павловские стали казаться мне тяжелым бременем, я все чаще стал избегать совместных обедов, ссылаясь на различные,