Остаток дня они делали необходимые для поездки покупки, а ближе к вечеру вновь сидели за накрытым столом. За ужином Эжен пытался было обсуждать предстоящий бизнес, но Граба отмахнулся:
– На месте разберёмся.
Расчётливому Эжену такое отношение к делу было не по душе. Однако он спокойно воспринял слова Грабы. Тот всегда отличался способностью к импровизации и хорошо ориентировался в любой ситуации. В этом ему помогло увлечение музыкой, где требовалось нестандартное мышление. «Он неплохо бы мог подняться в девяностые годы, если бы не музыка», – думал Эжен.
С детства Граба мечтал стать барабанщиком – играл в школьных группах, ресторанах, ездил по свадьбам и на гастроли от местной филармонии. Однако больших успехов не достиг: атмосферы для творческого роста в провинциальном городке не было, и все начинания заканчивалась банальной пьянкой. Граба потихоньку начал спиваться, и только эмиграция в Израиль спасла его от падения на дно. Эжен в молодости тоже болел музыкой, но из исполнителя вовремя переквалифицировался в торговца аппаратурой, бывшей тогда в жутком дефиците, а попросту – в спекулянта. Тогда-то их пути разошлись, и они даже стали идейными врагами. «Барыга ты, Женька, а не музыкант», – укорял его Граба, на что тот только снисходительно улыбался.
После ужина Эжен позвонил Аннет и сообщил, что завтра вылетает в Москву. Стелла осталась убирать на кухне, а компаньоны новоиспечённого дела отправились спать: время отправки рейса было раннее.
4
Приятели проснулись, когда на улице только начало светать. Стелла, накормив их завтраком, вместе с ними поехала в аэропорт. Всю дорогу она пытала Грабу:
– Саша, я же не ошибаюсь, ты человек благоразумный?
– Дорогая, умоляю тебя. Всё будет хорошо.
– Без фиглей-миглей?
– Стелла, ну какие фигли-мигли? Мне уже шестой десяток пошёл.
Эжен с интересом наблюдал за ними. «Какие же женщины одинаковые, – думал он, вспоминая, как Аннет переживает перед его отъездами. Только в отличие от Стеллы Аннет держала волнение в себе, и лишь по тому, сколько раз залезала в бассейн, он понимал, какие страсти бушуют у неё в душе.
Перед выходом на посадку Граба получил ещё одно наставление:
– Помни, что ты гражданин Израиля и еврей.
– Конечно, дорогая! – скривился Граба в неестественной улыбке.
Уже на борту самолёта он разразился монологом:
– Интересное дело: как лететь в Россию, так я еврей, а как пришли в синагогу – так веду себя не как еврей…. Я запутался, кто я на самом деле. Тесть первой жены был татарином. Трезвый он ещё ничего, а как напивался, так хватался за топор и бегал за мной с криком: «Ненавижу евреев!». Я думал, что хоть здесь буду своим. Когда приехал, первым делом пошёл к бывшим томичам, кого раньше знал, и ничего не понял: они вроде русские, но в то же время не русские. Говорят с какими-то вывертами, так, что ничего не поймёшь.