– Понятно, но всё же, может, черкнёте адресок?
Тамара Рафаиловна наотрез отказалась дать адрес, и, забрав картину, друзья вышли из салона.
Глаза Грабера горели огнём:
– Какая Катенька Морозова?! Это же Ханс. Я как увидал – сразу понял. Уж мне-то не знать? Я на нём столько денег заработал. Точно – не зря приехали!
– Что, разве одного сюжета хватит?
– Женя, какие сюжеты? Китайцы давно весь рынок фотокартинами завалили. Ты уж прости, понесло меня по пьянке, а остановиться не смог. Я в этом Израиле так устал, что сил нет. Работаю с утра до ночи, а стакан пива даже не с кем выпить – все какие-то себе на уме… Вот и потянуло на родину. А здесь на тебе – Ханс! Мы, считай, уже десять раз поездку окупили. А если ещё его работы найдём – так и вовсе в шоколаде будем!
Пока Эжен переваривал услышанное, Граба взахлёб рассказывал о Хансе. Известный голландский художник Йозеф Ханс, цены на чьи картины с каждым годом росли как на дрожжах, слыл чудаком. Ему было абсолютно наплевать на деньги и интересно только вдохновение, которое искал, разъезжая по свету. Находил он его в забытых богом местах – непроходимых лесах, диких степях и неизведанных горах. Исчезнув на несколько лет, он внезапно появлялся в Европе с десятками первоклассных шедевров и, распродав за гроши, снова пропадал.
– Я уверен, что Ханс где-то здесь поблизости обитает. Его уже лет шесть как никто не видел, и если мы у него первыми всё заберём, то я куплю виллу рядом с тобой.
– Постой, а при чём тогда Катенька Морозова?
– Проделки критиканов. Из творчества Ханса хотят новый бренд сделать, якобы в России появилась девочка-вундеркинд. Я когда услышал про искусствоведа из Австрии, сразу всё понял.
Звучало это весьма сомнительно, но Граба так убедительно говорил, что Эжен не только поверил ему, но и простил выходку с производством. Он когда-то слышал о Хансе и знал, что цена на его картину порой достигает пятидесяти тысяч долларов. «Это же сколько работ за шесть лет он мог написать?» – думал он.
Чтобы удостовериться в хитросплетённой версии, друзья всё же решили отыскать Катеньку Морозову. Граба позвонил Аде, и та сказала, что действительно есть такое юное дарование, и даже дала его адрес. Через час они стояли перед дверью вундеркинда и звонили в звонок.
Дверь им открыла прекрасно сложённая женщина лет двадцати пяти, со следами порочности на лице – из-под обильного макияжа проступали одутловатость и мешки под глазами, а грубый голос выдавал заядлого курильщика:
– Вам кого?
– Катя Морозова здесь живёт?
– Нет её.
– А где она?
Женщина оказалась мамой Кати, и сказала, что та вместе со своей бабушкой уехала на Алтай.
– Простите, а зачем? – поинтересовался Граба.
– Рисовать. Туда художники со всего света съезжаются.
– Скажите, это Катина работа? – показал картину Граба.
– Не знаю. Рисованием с ней бабушка занимается. У вас всё? – И, не дожидаясь