Очень надеюсь, что я доживу до этого дня.
Десять минут ожидания превращаются в двадцать семь. Гард не отличается пунктуальностью, и это злит до судороги в челюсти.
За это время успеваю скурить трубку и шесть раз оглядеть комнату, где назначена встреча: на стенах – красное дерево, на диванах – телячья кожа, на дубовом паркете шёлковый ковёр, у северной стены – резной мраморный камин. Повсюду стоят изящные столики, хрустальные лампы и бархатные кресла. В буфете напротив, освещённые бликами хрусталя, поблёскивают графины с виски, коньяком и бурбоном эксклюзивных сортов. На столике рядом в деревянном футляре лежит коллекция сигар, таких же редких и дорогих, как и всё, чем владеет Виктор Гард.
У входа возникает движение.
Неужели.
Дверь отворяется, и в свете проёма появляется могучая фигура Гарда и изящная – Колиньяра. Хозяин и его верный пёс.
Оба молча проходят вглубь комнаты. Колиньяр усаживается на диван напротив, Гард разливает виски. Он прекрасно знает, что я не переношу спиртное, но каждый раз пытается уязвить, протягивая стакан.
Сегодня Гард просто ставит гленкерны6 на низкий столик, разделяющий диваны, и усаживается рядом с Колиньяром. Который силой мысли притягивает к себе один стакан и с удовольствием вливает в себя янтарное содержимое.
– Герман, как вам вечер?
Ненавижу этот заботливый хозяйский тон. Что за привычка разговаривать со всеми по-отечески, будто его действительно интересуют чьи-то мнения и проблемы, кроме своих?
– Слишком шумно, и в глазах рябит от роскоши, – даже не пытаюсь скрыть раздражение.
– Разве вам не приятно наблюдать за цветом вашего государства? За этими людьми будущее, и им нужно ваше внимание.
– Ну да. Только почему-то вы удерживаете их внимание на себе.
Сохраняю хладнокровное выражение, но едва сдерживаюсь, чтобы не состроить презрительную гримасу. Гард в лице не меняется, но воздух вокруг него заметно холодеет. Настолько, что запотевают изнутри стаканы на столе.
– Всё верно. Но это не значит, что ты можешь обиженно надуться и заползти в тёмный угол, Герман. Ты выполняешь свои задачи, я – свои, – Гард закидывает ногу на ногу, усаживаясь удобнее, и неспешно притягивает на ладонь второй гленкерн. – Когда двадцать пять лет назад мы обсуждали условия договора, пункт о любви и уважении верноподданных в соглашение ты не внёс. Не стоит настраивать электорат против себя и собственными руками рушить и без того низкие рейтинги.
Он давно хочет меня убрать. Но я слишком хорошо делаю свою работу.
Позволяю себе злорадно усмехнуться:
– Заме́ните меня, как старый подшипник?
– Пока государственная машина работает ладно, замена не требуется. Но твои ресурсы на исходе, Герман. Ещё один срок, не больше.
И этим мужчиной я восторгался в молодости. Питал надежду стать его соратником. Но ему нужны только рабы и собачки на побегушках.
Передёргиваюсь