Пока я стоял, слушая, как горячатся мои коллеги, и в голове не было ни одной мысли, как помочь ИКОТКЕ (так уже успели окрестить генерал-лейтенант коллеги). Элла Фирсовна со своим обычным беззлобным смешком, буркнула: «Ладно, беру, на Женькину койку». В гематологическом отделении, напоминаю, были несколько коек для «пограничных» больных, которых вели мы, психиатры. Виктория Михайловна возразила: «Элла, к тебе нельзя. Он не может лежать в общей палате». «Хорошо, я отдам ему свой кабинет» – продолжая посмеиваться (не могу подыскать подходящее слово для этих «смешков» Эллы Фирсовны). Это и не насмешка и не смех, а что-то между… На ум пришли строки Марины Цветаевой: «Между молчанием и речью…» (Куст) Элла забрала генерал-лейтенанта и повела его, громко икающего, на пятый этаж. До принятия окончательного решения (я понял, что его должен буду сделать я). У меня были сутки: пока проведут формально необходимые исследования (анализы крови, мочи, ЭКГ). Больной покорно пошел за Брусковой, я в свой кабинет. Рабочий день кончался. На этот вечер мы с Людой были приглашены Прокудиными на концерт какой-то западной рок-группы, на открытую эстрадную площадку в парке «Водный стадион». Именно там, под ужасный шум «металлистов», было найдено решение по «икотке». Единственно верное.
На сцене прыгали и дергались худые старикашки, косившие под юношей, остервенело бьющие по струнам электрогитар. Люда ерзала на стуле, злясь, что ее вытащили на «этих придурков». Володя ее успокаивал, я ничего не видел и не слышал, погруженный в мысли, что завтра мне давать заключение по «икотке», которого все ждут. Хорошо, что вечер был прекрасный – теплый, без ветра, полный ароматов цветов – в парке было множество клумб. Лене концерт нравился, она была поглощена и ритмично, в такт «тяжелому металлу», тоже подергивалась.
Елена Николаевна Прокудина-Канторович, вирусолог, доктор медицинских наук, дочь Николая Витальевича Канторовича, классика пограничной психиатрии СССР, племянница Нобелевского лауреата, Леонида Витальевича Канторович. Вот, что я нашел