– Так, я правда больше не могу. Ну, совсем ни капли. В рот не лезет.
– И что такого трагического? Не можешь не пей. Можешь, пей. От меня-то тебе что надо?
– Так я вот подумал. Если я пить больше не могу, стало быть в невидимку обращаться больше не буду. Тогда получается я теперь совсем нормальный. Может, мне разрешат вернуться на Большую землю, – умоляюще попросил Стекляшка, словно от одного моего слова зависело вернут его на родину или нет.
– А чего это ты вдруг к обычникам запросился?
– Маму давно не видел. Хочу обнять напоследок.
– Никак ты помереть собрался, – удивился я.
– С чего бы? – возмутился Стекляшка. – Скажете тоже, преподобный. Ну, как вам не стыдно такие ужасы разговаривать. Мамаша у меня старенькая, того и гляди прикажет поминки справлять. Боюсь не успеть. В последний раз я ее лет десять назад видел. Хотелось бы напоследок…
– Так в чем проблема, не понимаю. Ты же имеешь право на ежегодный отпуск на Большой земле. Сходи к шерифу, он тебе пропуск выпишет. Успеешь и с матушкой своей попрощаться и мир посмотреть, – предложил я.
Пышнобородый принес большой чайник и две кружки, наполнил их и с достоинством удалился.
– Тут дело такое, тонкое. Мама моя не знает, что я альтер, – тихо произнес Стекляшка, так что я с трудом понял, о чем он говорит.
Ничего себе новость. Он что получается стесняется своей необычности. Такое редко встречается на улицах Большого Истока. Стекляшка у нас не просто пьяница беспробудный, он еще и чрезвычайно деликатный и стеснительный человек. Вот никогда бы не подумал.
– Подбрось да выбрось, как ты умудрился от матери это скрыть? – спросил я.
– Так она у меня давно с головой не дружит, с тех пор как портвейшком увлеклась. Обмануть ее труда не составило.
– И где ты тогда все эти десять лет пропадал? Что матери-то скажешь? Она небось тебя давно похоронила.
– Это как раз не проблема. Она считает, что я в лунной экспедиции, осваиваю наш недружелюбный спутник. Вместе с другими героями строю лунную базу. Об этом постоянно по новостям крутят. А я ей время от времени письма пишу и отправляю.
– Ну, ты даешь, – выдохнул я изумленно и сделал глоток чая, он показался мне очень терпким.
– А что мне оставалось делать. Мама с детства не любила выскочек. А тут я, весь такой из себя необычный. Совсем бы со мной разговаривать не стала. Прокляла бы, как есть, – возмутился Стекляшка.
Хлопнул в сердцах кулаком по столу, чуть весь чай не расплескал.
– Потише. Не буянь, – поспешил я его успокоить.
Стекляшка тяжело вздохнул, взял в руки чашку, отхлебнул чай,