– Помощница тебе, – она кивнула на меня.
Прасковья только хмыкнула – дескать, какая из нее помощница… Как будто не я сейчас приволокла сюда санки, да и обратно, с мешками, тоже поволоку – не приходилось и сомневаться!
– А я уж какую неделю во сне капусту ем, – снова затараторила хозяйка. – Так вот прямо рукой загребаю из бочки и ем… А ведь на самом-то деле я сроду ее не употребляю, изжога у меня с нее. К Тосе ходила, спрашивала… Оказалось, великую горесть это предвещает, вот Оля-то как раз и померла! А все оттого, что не лечилась, как я ей советовала…
– А что, Борис мешки не перепутает? – спросила Прасковья, и было видно, что мыслями она сейчас находилась где-то в амбарах, а Тамару не слушала.
– Не перепутает! Мешки у нас все помечены. Так вот, если б она натирала на ночь грудь и спину, как я ей наказывала, да еще перед сном выпивала бы хоть с полстакана свежей… – тут Тамара еще ближе придвинулась к нам, вместе с табуреткой, и зашептала. – Я ведь даже посылала ей мочу… Игоряшину! Потому как у старого человека она не такая полезная, как у молодого. Игорь сам и отнес! – прикрывшись ладошкой, она хихикнула. – Я, конечно, ничего ему не сказала, дескать, масло это постное в баночке литровой, снеси-ка бабе Оле. И отнес, в тот самый вечер, да, видать, уж поздно было… Тут ведь главное, чтобы регулярно, ни в коем разе не пропускать! А ты, случайно, мочой не лечишься? – вдруг спросила меня.
– Нет… – ответила я, только сейчас догадавшись, чем же так отвратительно воняло здесь – именно мочой, настоявшейся до стадии разложения и потому не сразу узнаваемой.
– А зря! У меня и книжка специальная есть, золовка из Стерлитамака привезла. Сейчас покажу, – и в ту же секунду вытащила откуда-то брошюрку в черной обложке. – Вот, тут все растолковано, прописано. Вон сколько людей исцелилось… Да я и про себя скажу, как начала выпивать по стакану в день, мне сразу вроде как легче стало. Вот уж полгода принимаю, – сказала она хвастливо и погладила книжицу. – Раньше-то по утрам голова болела, кружилась, иной раз до самого обеда точно пьяная хожу, а теперь вот – тьфу-тьфу…
– Что-то долго там Борис, не пособить ли ему? – перебила ее Прасковья, и одновременно послышался из соседней комнаты грубый недовольный голос.
– Чаю принеси! – потребовал.
– Какого тебе чаю? Сам вставай да налей! – прокричала в ту сторону Тамара, а нам пояснила. – Игоряша, тоже не спал всю ночь, зубы у него…
Мы услыхали, как кто-то заворочался там, заскрипели пружины – невидимый Игоряша с детским именем и таким заматерелым басом. А Тамара все же поспешила на кухню готовить чай.
– Курица у меня опять охромела, другая уже, – сообщила ни с того ни с чего Прасковья, поднимаясь с табуретки. – Вот отчего такая напасть? Кому-то, видать, мешают мои курочки…
С каким-то