И он пулей выскочил за дверь.
– Хорошо, что у тебя красть нечего, наверняка бы обчистил, – по-деловому заключил я.
– А бутылку водки он все же прихватил с собой. Ну, да Бог с ним. Неизвестно, где ему придется ночевать, пусть согреется.
Я заметил на столе открытую соломенную шкатулку.
– Похоже, не только водку он у тебя прихватил, дурочка.
Алька мигом очутилась возле стола.
– Что-нибудь ценное? – я нахмурился.
Алька вздохнула.
– Да как сказать. За два червонца он может ее продать. Больше не дадут.
– Что продать?
– Брошку. Ну, такая в виде бабочки, с белым стеклянным глазком.
– Стеклянным глазком… – протянул я. – Да Бог с ней. Разве это вещь.
– Да, дешевка, – вздохнула Алька. – Но единственное, что мне досталось от бабушки. У меня же не было родителей, только она. Да черт с ней, с этой брошкой! Все равно я бы ее не носила. А вот парня жалко.
– Дура ты, Алька. Брошку не жалко, бабушку не жалко. А какого-то ворюгу жалко.
– Ничего ты не понимаешь, хоккеист, ничегошеньки! Если бы у меня не было бабушки, я вполне бы могла оказаться на его месте. И не уверена, впустил бы меня кто-нибудь согреться в новогоднюю ночь. При чем тут брошка? А бабуля, думаю, мной гордится. Она никому в помощи не отказывала, и даже не задумывалась, что ей отказывают почти все…
Мама сразу же поняла мое настроение. Она весело вглядывалась в мое повзрослевшее лицо и, глубоко затянувшись тонкой английской сигаретой, дыхнула на меня сладковатым дымом.
– Ну, Таличек, расскажи про свою девушку поподробнее.
Я замахал руками.
– Ты с чего взяла, мамуля! Какую еще девушку! Некогда мне думать о девушках! У меня на носу решающий матч турнира.
– Это ты Шмыреву можешь сказки рассказывать, а меня, мой мальчик, не проведешь. Он из хорошей семьи?
Я никогда не лгал маме. Мне не нравилось ей лгать. Но я, слегка покраснев, пробубнил.
– Из очень хорошей, мама.
Мама небрежно потрепала меня по щеке.
– Уж я-то знаю, что ты способен выиграть любой матч. И любовь не исключение. Ты нас познакомишь?
– Позднее, мамуля, позднее, – я поцеловал маму в щеку. – Чего напрасно девушку обнадеживать? Я же не собираюсь жениться?
– Но если из очень хорошей семьи… Почему бы и нет?
– Мало ли хороших семей на свете? И мало ли у них дочек? А я у тебя один, мамуля. Неужели ты так легко готова отдать меня в чужие руки?
Мама прижала мою голову к своей груди и взъерошила мои волосы.
– Моя воля, я бы тебя никогда никому не отдала. Но моей воли так мало…
Мне стало стыдно, что я так нагло соврал своей любимой маме. И сам не ожидал, что лгать так легко. Гораздо легче, чем говорить правду.
Впрочем, я был уверен, что для лжи отпущено очень мало времени. Ровно столько, сколько продлится моя связь с Алькой. Мимолетная связь, поскольку я совсем не был влюблен в эту продавщицу мандаринов. Просто даже логически я не мог в нее влюбиться. Это выглядело бы, по меньшей мере, неуважением