Я крепче сжимаю ее кисть в своей руке и наглею до того, что веду большим пальцем по тыльной стороне ладони. Вздрагивает. И кожа на предплечье становится гусиной.
Бля, у нее мурашки? Мурашки от меня…
Сглатываю и поправляю ширинку свободной рукой. Мы когда-нибудь доедем или нет?! Хочется уже наедине…
– И сколько ж вы вместе? – спрашивает Владимир Анатольевич.
– Два дня, – хрипло отзывается Анжелика.
– Хм, – тут Коршунов слегка давится, —дочь, у нас один номер на вас, но если надо…
– Не надо! – я это чуть не ору.
Реально в холодный пот бросило. Какие на хрен раздельные номера? Издевается?!
И отец, и дочь косятся на меня. Один с сомнением, вторая с беспомощной злостью. Поворачиваюсь к Анжелике и взглядом убеждаю, что пусть только попробует возразить. Секундная зрительная дуэль, и Эндж сдается. Поджимает губы и недовольно цедит.
– Да все хорошо, пап. Вместе подойдет…
Выдыхаю, снова расслабляясь. Конечно, подойдет, Кудряха. Тебе очень понравится…
– Ладно, вместе так вместе, – вздыхает отец, с трудом смиряясь с тем, что его маленькую доченьку уже хотят взрослые мальчики, – А что с лицом то, Ярослав? Кто тебя так?
– Да вот, с Богданом и подрались. И лучше просто Яр, Владимир Анатольевич.
Глава 13. Ярик
Дорога до гостиничного комплекса занимает около часа. И за это время Эндж, руку которой мне все-таки приходится отпустить, когда она берется за телефон, как будто успокаивается и принимает мою близость как должное.
Больше не пытается отодвинуться, дышит ровно, с лица сходит нервный злой румянец, а взгляд кофейных глаз становится обычным – глубоким и сдержанным, с томной поволокой.
Но только от нее мне все так же горячо. Для меня ее спокойствие и плавность вообще всегда были в тысячу раз горячее – в своем воспаленном воображении я проецирую это на выматывающий затяжной секс.
Потому адреналиновые волны, бурлящие во мне первое время после нашего приземления, не стихли, а лишь замедлились, погружая в привычное знойное наваждение, которое испытываю каждый раз, когда мы находимся слишком близко.
В салоне негромко играет нейтральная попса, Анжелика с отцом переходят к обмену новостями и обсуждению абсолютно незнакомых мне людей. А я дремлю, растекаясь по заднему сидению и положив ладонь на голое колено своей "девушки", которая, смирившись, ее не убирает.
За стеклом мелькают симпатичные виды, солнце жарит так, что слепит даже сквозь лобовое, и очень скоро лазурное спокойное море начинает радовать глаз.
– Мог бы и прислать за нами кого-то, там наверно такая суета, подготовка, – пеняет Эндж отцу, что бросил остальное семейство и рванул в аэропорт.
– Вот именно, суета, Ликуш, ты же знаешь, я не люблю, – отзывается Коршунов старший.
– Мама, наверно, ругалась, – улыбается Эндж сочувственно.
– А когда она не ругалась, ты ж знаешь ее, – хмыкает на это Владимир Анатольевич, а Кудряха понимающе кивает.
Я не подслушиваю, скорее просто