Ваше Сиятельство 12 (+иллюстрации). Эрли Моури

с точки зрения вечности; не имеет смысла становление и гибель империй, и даже рождение и гибель целых миров – все это не имеет смысла. Это сложно понять человеку, никогда не смотревшему достаточно долго на Бытье из Пустоты. И когда ты это понимаешь во всей глубине, и перед тобой встает вопрос: «А лично для тебя дальше то что?». А дальше вот что: у тебя есть лишь два взаимоисключающих выбора. Либо навсегда остаться в Пустоте и наслаждаться вечным покоем, как Хархан Тум, Жарсли или Будда; либо принять правила Большой Игры Бытья, стать ее частью, но на своих условиях, потому что ты уже знаешь, как вырваться из Колеса Перерождений. Да, ты вырвался, но от этого все вокруг не перестало быть бесконечной Игрой.

      Я играю в эту игру честно. Я играю в нее всей душой. Я отдаюсь ей так, будто это вовсе не игра. Скажу более, я даже не часто вспоминаю, что это все игра. И я на самом деле всем сердцем люблю Ольгу Ковалевскую, люблю Элиз и Артемиду, хотя знаю, что любовь с точки зрения Вечности, лишь очень-очень мелкая игра, как бы не превозносили ее глупые поэты. Да, вот так все сложно и одновременно цинично. Для большинства людей противоречиво и даже непостижимо, особенно для тех, кто слишком погряз в Игре, которую некоторые в древности называли Майей. Не верите мне? Ваше право – живите дальше в своих возвышенных и пустых иллюзиях.

      Что я мог ответить госпоже Бондаревой? Ведь объяснить все это в нескольких словах нельзя. Нельзя за дни, даже вряд ли за годы.

      – Смотри в меня! – сказал я ей. – Смотри в мой ментал, я открою тебе всю глубину, куда ты так стремилась заглянуть. Ты же знаешь, там нет лжи и это нельзя выдумать, – выйдя на тонкий план, я очень осторожно снял слои своей защиты с некоторых областей. Это быль опасное действие для меня, потому как любой сильный менталист мог этим воспользоваться, но Наташе я доверял.

      Прошло минут десять. Когда я глаза открыл, Бондарева замерла передо мной приоткрыв рот. Она была не одна. За ней стояла Артемида, и на кухне крепко пахло подгоревшим кофе – оно залило плиту.

      ***

      Утром проблемы с парковкой возле Багряного дворца не было. Графиня не представляла сколько придется ей ждать аудиенции с императрицей и приехала пораньше. И как же хорошо, что Елене Викторовне вспомнилась ее хорошая знакомая – графиня Лескова, которая была в родственных связях с первым камердинером императрицы. Та любезно обещала помочь и пока Елецкая завтракала, порадовала ее сообщением:

      «Приезжай, Лен! К десяти тридцати! Она сегодня вроде как принимает. Поставили тебя самой первой в списке. Но сразу говорю: это Глория! Она может все отменить».

      Уже у входа во дворец Елецкую охватил огромное волнение. При живом муже она бывала здесь. Не слишком часто, но заходила с Петром. Даже к самому императору заходила, и все как бы без нервов, а сейчас… Сейчас все было иначе. И причина вполне понятна: с тем вопросом, который графиня собиралась задать Глории, можно не то, что попасть в ярую немилость, а кое-куда подальше, например, в Северно-островную губернию. Перед тем как войти во дворец,