В первое время ему казалось, что настоящая жизнь кончена, осталось только влачить жалкое существование пенсионера – бесполезного обществу и тому делу, которому он отдал всего себя, – да готовиться к смерти. Толстая «общая» тетрадь в линейку в дерматиновой обложке и шариковая ручка, которые я ему вскоре вручила, сопроводив настоятельной просьбой повременить с уходом в мир иной, пока он не напишет воспоминания о своей жизни, отвлекли его от грустных мыслей и развеяли все сомнения в нужности этого занятия.
Сначала он отнесся к этому предложению скептически: «Кому это будет интересно?» Но постепенно увлекся, вспомнив, что от его родителей, сестер и братьев у него не осталось даже фотографий. Так пусть его собственным детям, внукам и правнукам останется память о нем самом, о том, что довелось ему пережить на своем веку, чтобы они могли судить о временах ушедших не по чьим-то чужим измышлениям, а по его непосредственному свидетельству.
Так за первой тетрадкой последовали вторая, третья… Всего их получилось пять. Эти тетради после его смерти много лет бережно хранила и изучала внучка Елена.
Прошли годы. Наступил новый век в новом, третьем тысячелетии. В 2015 году 28 мая исполнилось тридцать два года со дня смерти Ивана Ивановича. Его жена Валентина Арсеньевна пережила его на одиннадцать лет. К сожалению, давно умер и зять Анатолий Данилович, да и младший сын, Виктор Иванович, уже покоится рядом со своими родителями. В канун празднования 70-летия Дня Победы мой внук, первоклассник Борис, стоял на торжественной линейке в школе, посвященной этому событию, с портретом своего прадеда, а затем рассказывал в классе о его военных подвигах.
И мне тоже захотелось рассказать об этом замечательном человеке, с которым я познакомилась в 1966 году, хотя бы то, что я помню из его рассказов и записей, а также воспоминаний родных. Однако документальной основой моего рассказа стали те самые знаменитые тетради. Возможно, когда-нибудь наши внуки-правнуки расскажут о нем и своим собственным, чтобы образ этого неординарного человека как можно дольше оставался в памяти поколений. Ведь пока человека помнят, он жив!
Его дочь Людмила Ивановна (1940), сын Аркадий Иванович (1942) и невестки Наталья Евгеньевна (1945) и Вера Юрьевна (1946), а также молодое поколение: трое взрослых внуков – Елена Анатольевна (1966), Иван Аркадьевич (1971) и Евгений Викторович (1979) и двое правнуков-школьников – Вера Евгеньевна (2003) и Борис Иванович (2007) и сегодня все так же чтут его память как выдающегося человека и главы их рода.
Последнее воскресенье весны
Такой жары, как в конце мая 1983 года, давно не было. Яркая зелень листвы уже утратила свою нежную свежесть и волнующий аромат. Даже трава на строгинском пляже местами превратилась из пухово-ласковой муравы в колючее мочало.
В это последнее воскресенье весны весь берег был усыпан отдыхающими из соседних домов, которым близость их нового жилища к Москве-реке компенсировала все неудобства жизни в строящемся спальном районе.
– Давай-ка домой. Накупались, позагорали. Завтра на работу, – вздохнул муж, высматривая плещущегося в воде сына.
– Ну, может, еще немножко побудем? – заскулила я. – Когда снова с ребятами увидимся?
Ребята – это наши закадычные друзья, бывшие соседи по Тушину, перебравшиеся в Строгино. Мы приехали их навестить, а заодно и позагорать на Москве-реке.
До вечера было еще далеко, и в метро мы вдруг решили, что вполне успеем в больницу, в госпиталь Бурденко, проведать свекра Ивана Ивановича, который что-то там залежался. Последний раз всей семьей мы у него были 9 мая, поздравляли с праздником Победы, к которой он имел прямое отношение.
Старинный корпус, больше похожий на каземат, чем на больницу, с высокими сводчатыми потолками и длинными унылыми коридорами, после яркого весеннего солнца казался угрюмым пристанищем несчастья. В тесной палате на шестерых – военнослужащие разных возрастов, бывшие и настоящие. Среди них – раненый из Афганистана, совсем еще мальчишка. Иван Иванович, казалось, дремал и никак на наше появление не прореагировал. Он часто дышал, в горле у него что-то булькало, лежавшие на груди кисти рук мелко подрагивали. Мы по очереди его поцеловали, но он даже не открыл глаза. Его сосед по палате, немолодой болезненно-бледный мужчина, с тревогой смотрел на Ивана Ивановича, понимая, в отличие от нас, что происходит.
– Только вчера унесли одного, – кивнул он на пустую кровать напротив, а сегодня вот ваш дедушка… – запнулся мужчина на полуслове, – такой человек хороший, мужественный…
Вдруг дверь распахнулась и в палату влетела фурия в белом халате:
– Вы что здесь? Выйдите немедленно! Еще и ребенка к умирающему притащили!
Мы