– Нужно залить ожог холодной водой, – сказал он.
Но матушка выхватила руку и с радостным криком заключила его в объятия.
– О Пьер!.. – ее голос дрожал. – Сынок, милый… Это правда ты?
– Oui, maman. Это действительно я.
Ее пальцы коснулись волос Пьера. Матушка погладила его кудри, как всякий раз в детстве, когда он прибегал к ней за поддержкой, особенно после того как сделал что-то, чего делать не следовало, и он это знал. В детстве такое случалось куда чаще, чем он хотел бы себе признаться.
Сердце сжалось, и Пьер с усилием вдохнул памятный аромат сирени, все так же окружавший матушку. Он надеялся, он мечтал о том, что матушка снова его обнимет, но все минувшие годы боялся, что этого больше никогда не будет.
– О Пьер! – снова сказала она и расплакалась. Прижалась к его лицу влажной щекой.
Пьер хотел обнять ее, но матушка вдруг отстранилась, отодвинув его на расстояние вытянутой руки.
Слезы текли по ее щекам. Она подняла дрожащие пальцы к его лицу и принялась гладить его подбородок, нос, щеки, словно не могла себе поверить. И, несмотря на слезы, на ее губах расцвела улыбка.
– Слава Богу. Это действительно ты.
– Да, это я, – тихо откликнулся он.
И вгляделся в ее светло-голубые глаза. Они показались Пьеру мутными, как туманное небо ранним утром. И взгляду явно не хватало остроты, присущей раньше.
Что-то было не так.
– Как ты? – спросил он, хватая ее ладони, всматриваясь в пятна на ее грязном фартуке, на черные подпалины на рукавах, которые явно пережили не одну неприятность с огнем, на алеющие ожоги на тыльной стороне ее руки.
– Мне кажется, я в раю.
Под пальцами Пьер ощущал лишь ее тонкие косточки. Плоти почти не осталось. Что же случилось с ней? И с фермой?
– Я так долго молилась об этой минуте. – Матушка вновь привлекла его в объятия.
На этот раз он застыл, пытаясь поймать ее взгляд, ожидая, что в его глазах она увидит, насколько он изменился. Но матушка лишь невидяще смотрела на него, так, словно она…
– Да, Пьер, – откликнулась она, и улыбка немного поблекла. – Я почти слепа.
– Как?.. – Он закашлялся, пытаясь скрыть сорвавшийся голос. – Как давно ты не видишь?
Ее слепота во многом объясняла запустение и заброшенность, которыми встретила его ферма.
– Довольно давно. – Она прижала к его щеке свою исхудалую ладонь.
Пьер оглянулся, изучая состояние коттеджа. По одну сторону окна висело папино весло, выкрашенное в синие и красные полосы, по другую – папина удочка на гвозде.
Половину пространства комнаты занимали все тот же сколоченный отцом стол и несколько стульев, вторая половина была отведена продавленной кровати. Лестница, ведущая на чердак, где жили они с Жаном, была затянута паутиной.
Со времен