Эти двое суток перед наступлением пролетели как один миг. И наверное, не у меня одного. В соседнем городе было брошено много необходимых ресурсов, и я всё думал, стоит ли это того, не лучше ли всем нам разбрестись малыми группами по свету, ведь большие скопления людей были хорошей приманкой для этих адских червей. Но здесь я мало что решал, скорее, я был просто невольный наблюдатель, который мог в скором времени увидеть закат человечества, если, конечно, не произойдёт чудо, которого все так ждут. Я ведь столько раз уже мог погибнуть, что и не сосчитать. Вот что-что, а вера в чудеса во мне, видать, ещё не угасла насовсем. Послезавтра необходимо было идти в атаку, так что я решил именно сегодня немного прибухнуть, пока это ещё было возможным. Давно я так сытно не ел, так много не курил и так долго не спал, как в этом бункере. На мгновение я стал забывать, как мало шансов осталось у нас на победу. На связь с нами с других концов земного шара уже давненько никто не выходил, так что, скорее всего, это был последний оплот человечества, и за это стоило выпить – подумал я, пригубив стакан с какой-то местной бормотухой, которая неимоверно обжигала горло и имела отвратное послевкусие. Уже вечерело, судя по часам, висевшим на стене в общей столовой, а я всё пил, пытаясь забыть всё это. Столовая была довольно просторной, но людей здесь практически не было. Тут находились лишь два пьяньчуги типа меня, которые вдохновенно заливали горе, попивая всю ту же мерзкую бормотуху местного производства. Фиск был неизвестно где, он наверняка был занят подготовкой к чему-то важному, так что я не стал его искать и беспокоить по пустякам, вроде употребления этого чудного пойла. Вскоре я вдоволь насмотрелся на лица пьяниц и понял, что хватит накидываться бухлом и что пора пойти немного вздремнуть. Я отодвинул бутыль в центр стола, к своей полупустой кружке и хотел уже подняться со стула, как вдруг чья-то тяжеленная ладонь легла на моё левое плечо, буквально придавив меня к стулу. Это был Людвиг Кобрант.
Остановив меня и заставив усесться обратно, он сел напротив за моим столом, составив мне неожиданную компанию. Потом молча достал двухлитровый пузырь вискаря, по-настоящему хорошего вискаря, не чета моему пойлу, и поставил на стол. Затем выплеснул из моего стакана не допитую бормотуху. Я сразу понял, что уходить мне рано. Людвиг сказал мне, что пить в одиночку – это очень плохой диагноз и что нам надо поскорее это исправлять. До краёв наполнив наши с ним стаканы добротным виски, он произнёс тост за тех, кого уже нет с нами, и тут же, не чокаясь, опрокинул стакан. Немного поиграв в гляделки и переварив выпитый нами благородный напиток, он налил нам по второй. В этот раз я решил произнести тост. Я выпил с ним за наши жизни, которые в скором времени могли оборваться, и за успех предстоящей крупномасштабной операции. Через пару минут, опрокинув ещё по паре стаканчиков, мы с ним разговорились по душам. Кобранту было тридцать восемь, и он почти
