Он указал пальцем на девушку на фото и спросил, не встречал ли я её, но, в отличие от него, я уже знал ответ на этот вопрос. Помимо её волос, странным было и её имя – Ариатра. Он просил помочь отыскать её, но я думал о том, что сейчас мы не в том положении, чтобы кого-то искать. В это страшное время все мы кого-то потеряли или ещё потеряем. В нашей ситуации, когда нас вот-вот могли убить, Юрон сохранял уверенность, что он отправится на поиски остатков своей семьи. Он всё говорил и говорил без умолку. Очень скоро мне надоело его слушать, я хотел узнать, дышит ли ещё мой друг или нет. Я перебил его:
– Ты можешь сказать, наконец, что с моим другом, он жив?
Юрон замолчал. Он всё так же держал в руках фотографию. На секунду мне показалось, что он хочет что-то сказать, но он молча сжимал своё фото и глядел на меня как ненормальный, а я, в свою очередь, смотрел ему в глаза. Я наблюдал странную вещь: его зрачки сначала расширились, а потом и вовсе сузились до микроточки. Белки глаз начали темнеть. Очень быстро они заполнились красками тьмы. В них виднелся ярко выраженный отблеск у края верхних век – от всевозможных источников света внутри автобуса. Мне стало не по себе. Когда фотография выпала из его ослабевших рук, я спросил, всё ли у него в порядке, но он продолжал молчать и смотрел на меня с диким выражением лица. Я уже было хотел сказать охране, что с ним что-то не так и, возможно, нужна помощь, как вдруг он то ли кашлянул, то ли чихнул кровью прямо мне в лицо. Это было довольно-таки мерзко. Я был с ног до головы облёван его кровью и хрен знает чем ещё. Юрон как будто выплюнул свои лёгкие, целиком и без остатка, прямиком мне в руки. Его голова была опущена вниз, где уже образовалась огромная лужа крови, в центре которой плавала его семейная фотография. Я подумал, что всё, отмучился бедолага Юрон, но не тут-то было. Он -начал биться в конвульсиях с кровавой пеной у рта, затем упал на пол, где и продолжил свои предсмертные пляски, периодически громко крича от боли. Другие зеки поспешили пересесть. Никому не хотелось заразиться какой-то чумой от полудохлого зека. Честно сказать, я тоже нехило струхнул. Хрен его знает, что за дрянь попала на мою кожу. Пока я поспешно вытирал лицо своей кофтой, той частью, что ещё не была заляпана его кровью, я всё время пытался привлечь внимание постовых охранников. Может, они хотя бы добьют беднягу, чтобы тот не мучился. Уж очень сильно он кричал. Я прикидывал варианты, но как ему помочь, я не знал. До места нашей переброски он явно не дотянет. Боец, что сидел рядом с водилой, спросил у него, будет ли тот останавливаться и что им вообще делать с этим умирающим зеком. Водитель начал объяснять бойцам:
– Так, пацаны, у меня есть чёткие инструкции на этот счёт. Я не имею права останавливаться, у меня есть приказ, и от этого зависят наши с вами жизни. В конце концов, это сраные уголовники. Иди посмотри, как он; если что – решай его на месте, от тела потом избавимся. Не парьтесь, на базе я всё улажу, связи у меня как надо, все же