На складе фиалками и не пахло. Разило прожилистым хозяйственным мылом, коричневым бруствером сложенным вдоль левой стены. Около другой тянулись ряды кирзы, источающей ваксовый аромат. Где-то посередине запахи воссоединялись, как любовники после долгой разлуки. А в дальнем конце помещения таился умопомрачительный, въедливый хлор, хранящийся, будто ревнивец, в закупоренной бочке. К слову сказать, старший лейтенант Дрозд дураком не был, но бывает так, что на выбранном поприще судьба ставит раз за разом каверзные подножки, направляя особь в иную область деятельности. Но упорная личность продолжает идти выбранной колей, что приводит к значительным недоразумениям, отзывающимся не только на данном человеке, но и на всем коллективе, где данный индивидуум анекдотично прогрессирует. Так что любое усердие Дрозда выходило части боком.
Герман Архипович выкатил бочку. Солдатики с мстительной исполнительностью тщательно покрыли землю белоснежным налетом. К прибытию проверки, территория погрузилась в хлористый ад. И командир, давясь ненормативной лексикой, кинулся искать химзащиту. А старлей пятый угол.
На пенсию Герман Архипович вышел в звании капитана.
***
– Чего так разорались спозаранку? – Возмутилась Нина. – Вас уже услышали! Все!
– Личная ответственность перед коллективной заинтересованностью, это и только то, способно возвести культуру на должный уровень боеготовности, – провозгласил Дрозд и с чувством выдохнул в рукав белой рубашки, будто занюхивая выпитый стакан. Мысленно осушив тару и почти ощутив в ладони приятный холодок стекла, он со смаком причмокнул и нежно вытер рукавом знак места опорожнения.
– Во, кр-расота какая! Ляпота… Заглядение одно. А?
Наклонив большую, круглую голову на одну сторону, потом перекатив на другую, залюбовался на первое свое трезвое творение в Доме культуры. И, скрестив руки на груди, отступил назад, налетев на строительное ведро. Оно содержало какую-то подозрительно жидкость, напоминающую еще не вставший намертво цементный раствор. Неожиданно проявив гибкость упитанного тела, Герман Архипович крутанулся на одной ноге, вторую четко приставил и завис над ведром. С интересом разглядывая невесть откуда взявшийся шедевр, осведомился:
– Эт чё, новое искусство такое? Ромашкина что ль художества замыслила?
– Не-е, строители оставили, – пожала плечами уборщица.
– А… вон как! Эт же форменное разгильдяйство! Убрррать немедленно. – Огрел ногой несостоявшийся экспонат и шагнул к двери помеченной зеленой