– Ты решила, что я тот, кто поможет тебе забыться?
– Не знаю, наверное, – она грустно улыбнулась. – Первые дни в школе были сущим адом.
Я молча наблюдал за ее лицом. Черные следы от потекшей косметики застыли холодным узором.
– А потом ты появился… ты.
– Не помню…
– Конечно не помнишь! – чуть смеясь, произнесла она. – Ты там стоял и что-то рассказывал на сцене в актовом зале. А я, как увидела тебя, так и замерла.
– Тебе было неинтересно слушать про арт-программирование? – попытался пошутить я.
– Дурак!
Неожиданно зазвучал сигнал моего коммуникатора.
– Мне нужно…
– Да, иди, конечно, но возвращайся, мне сейчас действительно холодно. Возвращайся быстрее.
Я вылез из-под одеяла и босыми ногами прошел в прихожую, где на полу валялось мое пальто. Коммуникатор требовал к себе внимания. Его противный звук – его достоинство. Перепрограммировать нельзя, но оно и к лучшему. Такой звук невозможно проигнорировать. Нащупав в источник сигнала, я молниеносно вытащил его наружу. Прихожую залил свет от дисплея. Обычное сообщение-напоминание о том, что надо ехать домой. Я погрустнел. Мне не хотелось думать о том, что ждет меня дома, но и не думать об это я тоже не мог. Вздохнув, я обернулся, чтобы возвратиться назад в объятия Лизы. Я медленно переступал брошенную на полу одежду. Как только я появился в комнате, загорелся яркий свет. Он сильно слепил глаза. Я машинально закрыл обеими руками свое лицо.
– Прости, не смогла удержаться, – хихикнула Лиза.
– Зачем это все?
– В темноте плохо видно, но теперь все видно очень хорошо.
Осознание того, что я стою посреди комнаты обнаженный, на мгновение заставило меня разозлиться, а потом впасть в привычную меланхолию.
– Ты точно учишься в институте?
– Что, появились сомнения?
– Тебе как будто двенадцать, не больше.
– А тебе, как будто и того меньше, – недовольно произнес я.
– Ты очень худой.
– Спасибо, прекрасно знаю об этом. Это все? или допрос будет продолжаться дальше?
– Ладно-ладно, – ответила Лиза и выключила свет.
Перед глазами появились размытые сине-зеленые пятна. С каждым шагом к кровати они структурировались и становились все больше похожими на какие-то отчетливые предметы – то ли заостренные лезвия бритвы, то ли радужные конусы, понять было сложно. Вдруг мне захотелось взглянуть на стены в этой квартире при полном освещении. Если уж любопытство Лизы побороло ее отвращение к собственному дому, то наверняка дела обстоят не так уж и плохо.
Я лег в кровать и накинул на себя ватное одеяло. Лиза приподнялась, опираясь на локоть, и стала внимательно смотреть мне в глаза. Ее движения были