– Я просил живьем хоть одного взять, Илья, – посетовал граф.
– Перестарались, барин. – Илья блеснул черными глазищами. – Оне как зайцы сигали, а мы побоялись, что не догоним ни одного. Ну и вышло…
Он кивнул на жутко обезображенные, избитые о корни и деревья тела. Одно рассеченно от плеча до середины груди, у второго не было головы. Обрывки шеи повисли грязными лохмами, оставляя в пыли окровавленный след.
– Бунтовщики? – устало поинтересовался граф.
– А хер его знает, – скривил рожу Илья. – У них разве спросишь теперь?
– Не бунташники это, – вдруг подала голос Серафима. – У бунташников череп с костями нарисован на одёже, а у этих не было ничего.
– Откуда знаешь? – Граф Нальянов удивленно вскинул бровь.
– Навидалась, – вздохнула Серафима и зябко поежилась.
– Беженцы с дочкой они, – пояснил Рух. – От бунта бегут.
– Бежим, а он все не отстает, – кивнула Серафима, сразу став какой-то жалкой и маленькой. Аленка пугливо сжалась возле нее. И одному Богу было ведомо, какого лиха они хлебнули на своем долгом пути.
– В Нелюдово не успеете, – граф бросил взгляд на заходящее солнце. – А в потемках болтаться затея не лучшая. До имения полторы версты, будьте на эту ночь моими гостями, размещу не богато, но будете сыты, и крыша над головой. На рассвете уйдете в село под охраной. Отказа не принимаю. За мной.
Михаил Петрович тронул коня.
– Ну, чего стоим? – крикнул Рух подопечным. – Граф в гости зовет, айда морды отжирать на барских харчах!
Над Воронковкой густела черная, непроглядная, по-настоящему разбойная ночь. Среди редких облаков жемчужной россыпью блестели мутные звезды и алела полная Скверня, увитая побегами уродливых жил. А багровая Скверня всегда не к добру… По крайней мере, так говорят, пытаясь самих себя убедить, будто что-то в этом говенном мире бывает к добру. Тьма укутывала хозяйственные постройки, флигеля для прислуги, храм с усыпальницей и огромный двухэтажный хозяйский особняк, выстроенный на античный манер, с куполом, парадной мраморной лестницей, колоннадой и портиком, изукрашенным искусной резьбой. Рух расслабленно сидел на балконе в глубоком мягком кресле, закинув ноги на перила и отхлебывая из бутылки весьма приятный коньячок из графских запасов. Небо на западе едва заметно светилось оранжевым, теплый ветерок шумел кронами в яблоневом саду, где-то поблизости завывало волчьё. Скотину и людей разместили со всеми удобствами, накормили, напоили и спать уложили. Правда, по отдельности. Скотинину на конюшне, а крестьян в барских хоромах, пускай и на цокольном этаже, но все же граф не побрезговал приютить деревенских в собственном доме. Невиданное дело по нынешним временам. То ли граф такой милосердный попался, то ли дворянство и простонародье сплотила надвигавшаяся беда.
В окнах за спиной мелькнул приглушенный свет, дверь открылась, и на балкон вступил человек. Отблески