– Даже не знаю, чувствовать себя польщенной или испугаться.
– Пусть будет первый вариант. Как я уже сказал, ты можешь наслаждаться происходящим, а не бояться меня.
Глиндон тяжело вздыхает.
– Почему только со мной?
– Остальные не будут злиться и постоянно сопротивляться. Обычно все умоляют о моем внимании.
– Ну, я не все, так что, может, ты уделишь им свое внимание и оставишь меня в покое?
– Рядом с ними я не думаю о том, как буду вставлять в них свой член, смотреть, как они выгибаются подо мной, а потом наполнять их своей спермой. А с тобой – думаю.
Вижу, как по коже ее бегут мурашки, хоть она и пытается это скрыть.
– Даже если я не хочу тебя?
– Учитывая, что ты кончила на моих пальцах и приглушила свои стоны, могу заявить, что ты хочешь меня. Тебе ненавистна эта мысль, и, вероятно, будешь сопротивляться до последнего. Пока не признаешься. К счастью для тебя, я понимаю, о чем ты думаешь. Разве ты не рада, что рядом с тобой я, а не какой-нибудь неудачник, который сбежит после первого же отказа?
Ее рот открывается, и я ухмыляюсь, глядя вперед.
– Не смотри так удивленно. Я же говорил тебе, что моя суперсила – чтение мыслей.
Глиндон выдыхает.
– Ты просто ищешь себе оправдания.
– Я не ты, малыш. Я не ищу отговорки. Все мои слова и поступки исходят из самоуверенности.
Я останавливаю машину, и ее внимание переключается на окружающую обстановку. На лес, который простирается до самого горизонта, – темный, пустынный. Идеальное место для преступления.
А я вообще не думал о преступлении.
Или думал?
– Ты так и не ответила на мой вопрос.
Глиндон вздрагивает, хотя я сказал это нормальным голосом. Ладно, может быть, голос стал чуточку ниже. Что совсем неудивительно, учитывая, сколько крови прилило к моему члену.
Контроль своих порывов – моя специальность, но даже мои богоподобные способности утрачиваются, когда эта девушка оказывается рядом.
Она даже не пахнет по-особенному – а это важно, что обычно позволяет мне либо захотеть трахнуть кого-то, либо вычеркнуть из моего списка.
Это краска, понял я. Она пахнет масляной краской и чем-то ягодным. Вишней. Или малиной.
Слишком сладко, сдержанно, и определенно не то, что мне обычно нравится.
И вообще Глиндон не из тех девушек, что мне обычно нравятся.
– Куда мы приехали? – шепчет она.
– Твои гламурные друзья не возили тебя на экскурсию в эту часть острова? Здесь мы хороним тела.
Она давится, сглатывая, и я смеюсь. Боже. И я мог бы привыкнуть к ощущению, когда проникаю под ее кожу, наблюдаю, как она волнуется, как краснеют ее щеки и расширяются глаза. Или смотреть, как меняется цвет ее радужки от яркого до слабого.
Я изучаю эмоции с тех пор, как понял, что отличаюсь от других, – еще с того случая с мышами – и впервые я встретил кого-то, чьи эмоции настолько чисты, настолько заметны, что это чертовски увлекает.
Даже становится любопытно.
Хочется