Мы не заметили, как прошло полтора месяца… В середине апреля, среди ночи, на плацу заорал ревун тревоги…
…Их убили в предутренних сумерках, у лесной дороги. Сгоревший ЗИС – «захар» был завален взрывом на правый борт, вокруг распластано лежали четыре тела. Страшно было то, что два тела были когда-то красивыми женщинами. Поднимая глаза вверх, ты видел более страшное – на чёрном буке, повешенную на верёвке – «шворке» раздетую женщину, метрах в пятидесяти, в сторону леса. Повсюду были следы сопротивления, сорванная одежда…
Шла чекистско-войсковая операция по выявлению и ликвидации нацбандитов. Накануне бандеровцы спалили сельсовет, взорвали МТС5. Но убийство председателя сельсовета, водителя, сержанта-милиционера и учительниц, ехавших из Каменца, озлобило нас до предела. Все группы центра были брошены на разведпоиск, совместно с местной милицией и оперативным полком внутренних войск.
Мне достался в помощники колоритного вида местный начальник милиции. Старший лейтенант в годах, за сорок, с обвислыми усами и запорожским оселедцем на голове под милицейской фуражкой выглядел и смешно, и грозно.
Квадратом поиска нам определили бывшее польское село с пятью хуторами. Старлей, зло сплёвывая сквозь зубы с цигаркой, тараторил со злостью в голосе.
– Погане це місце. У тридцять дев'ятому році тут польське село було, так вони в Польщу під Гітлера не пішли, тут залишилися. Колгосп у них був, все як у людей – великий млин, школа, лікарня. А в сорок другому якісь тварі з лісу прийшли, та постріляли всіх6.
– Кто пришли? Немцы?
– Всяке кажуть. Може й німці – партизан тут небагато було. Але як людей заживо закопували, так бандері були явно. І всіх покидали в загальну могилу. Потім місцеві говорили-три дні земля ворушилася. А тут знову нагадали, тварі, про себе7.
Милиционер к ночи вывел нас на хутор из трёх усадеб, километрах в десяти от села. Первый жилой дом хуторка был деревянный, и, на удивление, с шиферной крышей – крепкий, да прижимистый поляк-единоличник на хуторе вкладывал свои силы сюда годами. У овина или, говоря по-здешнему, стодола, явно стояло охранение – человек пять. Поношенные немецкие и польские мундиры с головой выдавали принадлежность часовых – другая форма в УПА8 не особо приживалась.
Мои «крылатые» – «Аист» и «Бекас» оперативно убрали охранение ножами. Я зашёл в дом и четырьмя ударами ножа свалил двух дюжих бородатых мужиков с МР-40. Стоял сивушный запах самогона-бимбера – явно кто-то «замаливал грехи».
В доме был капитальный подвал – явно, в укрепление, был использован не один десяток мешков цемента.
Взломав