– Кхм… Ну, знаете, я лично не… дело в том, что все пожертвования принимаются анонимно… Так что благодетель нам, к сожалению, известен не был… Но теперь, когда вы сказали… Только, кажется, сумма была чуть покрупнее – около пятиста флавумдонум?.. Ваше сиятельство, будьте покойны – Единый на Страшном Суде будет в полной мере доволен своим покорным слугой! – продолжал разглагольствовать священник, пока лорд Морнэмир с сыном все отдалялись от него.
– М-да, овчинка не стоила выделки, – констатировал Домианос.
– А что такое овчинка? – полюбопытствовал Вермандо.
– То, чем станет мой казначей, когда мы вернемся в замок, сынок, – одарив наследника волчьей улыбкой, пообещал мужчина.
—–
Стоял август. Казалось, от жары плавится воздух. Даже оса замерла на траве, лениво тянясь усиками к стекающей слезой по стеблю капле влаги. Вермандо впился зубами в сочившуюся сладким соком прохладную мякоть арбуза. Тень листвы надежно скрывала его от убийственного жара солнца, хоть это и не избавляло его от щекочущего локти пота. Феликс развалился рядом, убрав руки за голову и прислонившись спиной к стволу, пожевывал колосок. Стефан и Карл неподвижно лежали на лугу, не подавая никаких признаков жизни, а Томас стругал деревяшку.
– Эй, Вермандо! А ты слыхал про старуху Гретту? – окликнул друга Феликс.
– Какую еще Гретту?.. – еле слышно уточнил аристократ, подавляя сытый вздох.
– Ну как же! – аж присел от возмущения парень, развернувшись к нему всем корпусом. – Ту самую Гретту-отшельницу, что живет в лесу в старой хижине! Ведьма поговаривают совсем рехнулась! Младенцев у мамок крадет, да пожирает! А потом… потом танцует нагишом с Дьяволом!
– Феликс, придумал бы хоть что-нибудь поинтереснее ради разнообразия, – зевнул юный лорд, отмахиваясь от товарища.
– Я?! Я ничего не придумываю! Не веришь – больно надо! – Надув щеки, скрестил руки на груди он. – Но раз уж ты такой храбрец, Вермандо, то почему бы тебе не залезть к старой кляче и не свистнуть у нее пару-другую яблок?!
– На кой черт мне твои паршивые яблоки? Я при такой жаре даже ради бесплатного запеченного гуся пальцем не пошевелю.
– А ради… – высунув язык, Феликс пошарил в карманах, достав что-то крупное и блестящее, – счастливой подковы почившей Жаклин?
– Твоей счастливой подковы? – недоверчиво присвистнул мальчик. – Да ты же с ней таскаешься как курица с яйцом! Неужели не жалко?
– Жалко, – кивнул крестьянин, – но что с тебя дурака взыскать? Нет в тебе если духа искателя приключений, приходится так…
– Это не про ту ли Безумную Гретту вспоминаешь, что обращается в сову и проклинает ночных заблудших странников, а, Феликс? – приблизился к ним Томас, растягивая слова в своей привычной насмешливой манере.
– Именно про нее.
– Это та самая Гретта, что прошлой