Канахау украдкой смахнул слезу из уголка глаза. Как сильно скучал он по жене, умершей почти год назад! Как бы она гордилась, если бы могла видеть, что ее буйную дочь обуздали и научили с уважением относиться к ритуалам предков! Если бы мать была жива, возможно, она поддержала бы Ахоранги и дочь не стала бы выходить замуж и наносить татуировки. А если бы все было по воле Канахау, этот день отпраздновали бы еще два года назад. Но его жена всегда заступалась за дочь и переубеждала мужа. Ихапера умоляла мужа, чтобы ритуал произошел после шестнадцатилетия дочери. Тем временем Ахоранги исполнилось семнадцать, и она казалась отцу зрелой, словно батат, который слишком долго лежал в кладовой.
Канахау захотел в последний раз взглянуть на чистое детское лицо. Дочь удивительно походила на мать. Когда он подумал об этом, то вспомнил, как в свое время резко отреагировал его отец на то, что сын решил жениться на «узколицей» – так он всю жизнь называл невестку. Канахау удивительно привлекали именно эти, нетипичные для маори черты лица. Но у Ихаперы была татуировка на подбородке, и жена носила ее с гордостью. Именно на подбородке тахунгата-моко будут делать татуировку его дочери.
Вдруг пение женщин прекратилось, раздались громкие крики. Канахау испуганно взглянул на дочь. Группа всадников прокладывала себе путь сквозь толпу визжащих женщин. Откуда взялись эти мужчины, знали лишь боги. Вождь все еще не до конца осознал происходящее. И только когда один из мужчин схватил его дочь Харакеке и взвалил на лошадь, Канахау понял: это нападение. Он слышал, что охочие до любви поселенцы воруют женщин-маори. Но как они осмелились напасть на его деревню, да еще в такой день?!
Канахау встал и подал знак воинам, которые ожидали своего часа, чтобы станцевать хака. Они должны были защититься от чужаков. С боевым кличем воины бросились на пакеха и повергли их в бегство. Разразившись проклятиями, те пустили лошадей галопом. Канахау тоже ринулся в суматоху боя и уже готов был настигнуть последнего из нападавших, как испуганный крик заставил его обернуться.
У вождя перехватило дыхание. Место, на котором только что сидела его любимая дочь Ахоранги, заполнилось облаком пыли, поднятой копытами лошади. Когда пыль рассеялась, вождь увидел пустой трон и издал пронзительный вопль.
Вначале Ева зачарованно смотрела из окна вагона. Настолько девственного пейзажа она никогда прежде не видела. До вчерашнего дня она редко уезжала из Баденхайма, этого маленького пфальцского мирка с невысокими холмами и виноградниками, которые тянулись, сколько хватало глаз. Она всегда хотела когда-нибудь сбежать отсюда, но как быстро ее потаенные мечты могут воплотиться в жизнь, даже не подозревала.
Все случилось четыре месяца назад. Вряд ли она сможет вычеркнуть из памяти вечер, когда отец, сидя с ней при свечах, рассказывал о своем намерении. Она никогда не забудет,