50. Эйнхард. Жизнь Карла Великого. Пер. с лат., вступ. статья, прим., указ. М. с. Петровой. 2005 (304 с.)
Павел Субботин
«Это же дети!»
Мне посчастливилось познакомиться с Октавио более десяти лет тому назад. Уже при первом знакомстве этот человек пробудил во мне несомненную приязнь. Вскоре наши отношения переросли в дружеские.
Октавио с Павлом Субботиным
У Октавио был дар располагать к себе людей. Вернее, даже не дар, а некий набор положительных человеческих качеств, которые отличали его от многих других. Он умел, что называется, слушать и понимать людей. Слушать не притворно, не вполуха, как часто делают, чтобы просто не обидеть человека: нет, он по-настоящему сопереживал, пропускал через себя все чужие радости и горести. Несмотря на языковой барьер, на разницу возрастов и менталитетов, ему удавалось очень точно прочувствовать внутреннее состояние человека. Прочувствовать и отозваться на это самым, как мне кажется, уместным образом. Когда кому-то было плохо, тяжело душевно – он умел подобрать такие слова, которые действительно утешали. Причём он находил нужные слова как для подростков, так и для докторов наук. Помогал он не только утешая словами, но и всеми другими доступными ему способами. Например, почти всю свою зарплату, полученную за чтение лекций в Институте и за работу ректором, он раздавал людям[8]. Но всегда делал это так, чтобы они не знали, что это его деньги. Даже вещи, которые ему посылала мама, он почти все раздавал.
В жизни нашей семьи был очень тяжёлый момент – при трагических обстоятельствах погибла мама моей жены. Когда я позвонил Октавио и сообщил ему об этом, он тут же бросил все свои дела и приехал ко мне. Он знал, что в то время у меня не было средств даже на то, чтобы отправить на родину жену, не говоря уже об оплате похорон. Октавио привёз мне деньги и на билеты, и на организацию похорон, и отдал их мне со словами «Паша, не беспокойся о деньгах, отдашь, когда сможешь. Думай сейчас о детях и жене». На поминках Октавио переживал происшедшее и плакал так, как не плачут порой даже близкие родственники, не говоря уже о людях малознакомых.
Я знаю, что он помог очень многим в трудную минуту, причём не из каких-то корыстных побуждений, а просто от чистого сердца. Он очень любил людей. И многие люди его тоже любили.
Октавио был человеком весёлым и раскованным. В начале нашей дружбы это меня даже немного озадачивало. Так, он мог вспомнить и спеть мне какую-нибудь песню прямо в общественном месте, при том что его пение, по-моему, оставляло желать лучшего. Я всегда говорил ему: «Октавио, хватит! На нас люди смотрят!». На что он мне неизменно отвечал: «Паша! Как там дальше поётся? Ну ты же знаешь – давай, подпевай!». При этом смеялся и продолжал громко петь[9].
Детей он просто обожал. Когда к нам на работу приходили мои дети, он сразу забывал все свои дела и занимался исключительно ими. Им он позволял абсолютно всё. На мои замечания он отвечал: «Паша, это же дети!». И дети всегда были для него превыше всего.
Октавио