– Вы будете вылетать и возвращаться через глаза, уши и рты тех людей, в которых поселитесь, – сказали многоглазые многоголосые боги зимы. – Вы будете трудолюбивы. Так трудолюбивы, как не были даже перед тем, как позавидовали трутням. Вас не будут видеть обычные пчелы. Вы будете вечно голодны, вечно истощены, вечно несчастны и неутомимы. Это плата за бессмертие.
И пчелы согласились. Ведь никто не хочет умирать.
– И что же, много на свете людей, чьи сердца заселены этими новообращенными пчелами? – спросил я во сне.
– Неважно, – ответил голос, рассказавший мне эту историю. – Сначала посмотри на себя, нет ли их улья в твоей груди.
Я проснулся, и дикая мысль закралась мне в голову. А что, если обычные пчелы не кусают меня потому, что не видят во мне живого? Что, если я обитель тех мертвых пчел и потому для пчел живых кажусь камнем, сухим деревом или комом снега?
Что, если я давно не человек?
Я существо, если даже и не очень здоровое, то глубоко втайне от окружающих.
Известно, что самурай должен постоянно фантазировать на тему своей смерти. Представлять свою гибель от меча, ножа, стрелы, удара молнии, холода, воды, земли… Всего, что может причинить смерть.
Я не самурай, но вряд ли какой самурай столько фантазировал на тему собственной смерти, как я. Помимо типичных самурайских вариантов гибели, я представлял, как гибну под колесами поезда, разбиваюсь в самолете, умираю от самых разных ядов, кислот, щелочей. Я воображал, как умру от удара током, ремонтируя розетку в доме, как на меня упадет оборванный провод высоковольтного кабеля и в считаные секунды превратит в уголь. Я чрезвычайно живо представлял себе, что значит быть раздавленным дорожным катком, разлететься на чипсы, будучи затянутым в двигатель самолета, погибнуть под винтом океанского лайнера.
Единственное, чего у меня не получалось, – это представить себе, каково быть насмерть зажаленным пчелами, ведь меня ни разу в жизни не кусала пчела.
Я обожаю играть со смертью. Я залезал на высоковольтные опоры и смотрел на стрекочущие, будто цикады, в вечернем воздухе провода, по которым струится невидимо ток в сотни тысяч вольт и сотни ампер. Я часами стоял возле скоростных трасс, зная, что, если сделать всего один шаг, любая из мчащихся со скоростью сто двадцать – сто сорок машин превратит меня в неряшливый красный комок.
Да, я не очень здоров. А тут еще этот сон возле улья.
Я знаю, в каких отелях окна открываются настежь даже на самых высоких этажах, помню все таблетки, которые при бесконтрольном употреблении могут привести к грустному итогу.
Сон о ледяных пчелах озаботил меня и погрузил в тоску. Я много думал, прислушивался к звукам в груди, прижимал ладонь. Раздобыл стетоскоп и слушал биение своего сердца. Представлял иней у себя внутри, морозные веточки сосудов, ледяную шерсть мускулатуры, похожие на обледенелую