Последние Северы. Н. А. Савин

Месы и Соэмии. Первая благоволила ему, потому что он был ею воспитан, а вторая – потому, что была его любовницей. Сначала Гелиогабал даже хотел заключить с ним брачный договор и провозгласить его Цезарем. Опять же, Дион пишет, что Ганнис был казнён потому, что побуждал Гелиогабала жить скромно и благоразумно. Если Дион точен, то это надо понимать так, что Ганнис пытался объяснить Гелиогабалу неправильность его поведения, пусть даже он следовал неким религиозным обрядам. То же самое, что делала и Меса, а возможно, и Соэмия. Только матери и бабке мальчуган-император простил их «нравоучения», а Ганнису нет. Это, кстати, характерно. 14-летний император всего за полгода власти дозрел до убийства своего первого и лучшего союзника, и любовника матери. Причём, личного убийства. Дион пишет, что «именно Авит (Гелиогабал) оказался первым, кто нанес ему смертельный удар, ибо никто из солдат не осмелился начать кровопролитие» [Дион Кассий. Римская история 79, 7].

      Из контекста сообщения Диона становится ясно, что Гелиогабал устроил на Ганниса целую засаду. Для этого он привлёк группу гвардейцев, которым поручил напасть на Ганниса, однако они, почему-то, не осмеливались это сделать. Тогда юный император сам нанёс Ганнису первый удар. Жестокость убийства тоже характерна для религиозного фанатика, ведь он знал Ганниса с детства и дружил с ним, да и об отношениях матери тоже знал. Ясно, что после такого, Гелиогабал полностью вышел из-под контроля кого-либо. Хотя отношения Гелиогабала с матерью и бабкой сложились хорошие, а их влияние и поддержка были сильными в начале правления. Они стали первыми женщинами, допущенными в Сенат и получившими титулы сенаторов: Соэмия получила титул Clarissima, а Меса – более нетрадиционное Mater Castrorum et Senatus («Мать лагерей и Сената»). Они влияли на юного императора, а их изображения часто появлялись на монетах и документах того времени – уникальная честь для римской женщины. Это уважительное отношение объясняется тем, что Гелиогабал понимал свою некомпетентность в делах управления, к тому же, ему было просто лень ими заниматься, вот он и переложил это на мать и бабку.

      Дион Кассий утверждает, что тогда «в других местах было много других» мятежников. Одним из них мог быть «префект», возглавивший неудавшееся восстание, о котором упоминается в египетском папирусе. Всю вторую половину 218 года Восток трясло. Но в этих восстаниях есть что-то странное. Можно предположить, что вооруженное восстание имело бы больше шансов на успех, если бы его возглавил высокопоставленный военный деятель, командующий войсками где-то вдали от императора. Но все эти восстания происходили на Востоке, недалеко от Никомедии и организовывались людьми вовсе не первого ранга. Такое впечатление, что молодой император не произвёл должного впечатления на римское общество Востока, зато породил презрение и надежды на возможность его лёгкого свержения. Сайдботтом задаёт вопросы: неужели отношение к новому императору уже породило презрение? Может быть, наблюдая за Гелиогабалом, эти люди думали, что из них получился бы лучший император? Действительно ли они верили,