ПАПА. Пройти молча?
МАМА. Правильно муженек – лапочка. Не открывайте рта, не выходи из залы. Пожалуй можно убирать. Накрошили-то? Какая смертная скука за окном? И сторожа не видно, а он есть, метет и гребет. Любочка. Забирайте.
ПАПА. Любаша, вас матушка кличет! Надо ей передник поменять, этот совсем не модный, как в столовке. Ты спроси у подруг, что там сегодня носят, выше колена или прозрачный, а то мне кажется мы все еще в прошлом веке. (Входит горничная. Пауза.)
МАМА. Любезная, кому стоим? Извольте убрать, пожалуйста.
ГОРНИЧНАЯ. Уже шуршу.
ПАПА. Чай удался на славу. Сенкю.
МАМА. А тебе душечка, какой передник хочется?
ГОРНИЧНАЯ. Низкий поклон вам за доброту вашу, мне бы черный, траур у нас. Барсик помер.
ПАПА. Траур, дружок, у вас, а не у нас. Скоро дети приедут, а наколку мы вам закажем жемчужную у самого Арциновича.
МАМА. А почему не черный, очень даже будет изысканно смотреться, черные кружавчики, крылышки на бретельках и в ансамбль с наколкой, одна большая пуговка – жемчужина на кармашке. Вот тут ниже пупка. Миленько.
ПАПА. Думаю слишком игриво, представь, подойдет она ко мне, а я так пальчиком по жемчужине дрынь дрынь, не солидно как-то. Так что только наколка, а на день победы поменяет на пилотку.
МАМА. Добренький какой, папик. Пошевеливайся, дорогой.
ГОРНИЧНАЯ. Желаете еще что-нибудь, господа хорошие?
ПАПА. Разве она не прелесть, где ныне такую покладистую девку сыщешь, разве только на Филиппинах? А по Руси широкой от моря до моря одни халды невоспитанные в татуировках похабных, да в стрингах красных идут глаз не опускают, на мужиков зыркают, все норовят им на шею сесть, а можно будет, коль разрешат, так и на рожу со всего срама плюхнется. Прочитаешь вечером модный роман и думаешь, есть в жизни счастье или все через труд да извращения, через страдания? Почему счастья надо добиваться и добывать? Почему господь не всем вешает его при рождение полной мерой? Эх, сказал бы я ему все, да не гневи бога. Убоялся матушка. А как вышел на трибуну, так и забыл все слова, кроме слова гавно. Смотрю на них и крутится в голове «Вот стою я перед вами простая русская баба». Председатель мне в спину дышит, чувствую, что распять готов. Правильно ты, сердечная супруга моя, давеча подметили, не могу я чувств своих распознать. Мне бы повернуться да плюнуть ему в глаза. А я стою, повел рукой перед собой и кричу. Гляньте братия, господа патриции, дорогие партийцы, что же это творится? Доколе нас уважаемых людей, последними словами поносить будут? И тут из меня Сорокин попер.
МАМА. Сурков?
ПАПА. Какой там. Из меня писатель попер, глыбой пророка встал. Я им, прям как на съезде, всю правду и сказал. Неча братия, разуметь их словеса поганые. Хотел сказать по – простому, гнобить их предателей, но вспомнил, что запретили