Такую перемену можно объяснить характером самого Людовика, который унаследовал от матери упрямство, вспыльчивость и злопамятность, но при этом не умел лицемерить и был последователен в своих поступках. Он принимал или отвергал людей целиком, раз и навсегда. Кроме того, король находился под влиянием своего духовника отца Арну, который, как все католические проповедники, утверждал:
–Нет ничего более недостойного, чем любить супругу как любовницу.
В то же время Людовик с подозрением относился к нежной дружбе своей жены и брата.
В свите королевы-матери приехал епископ Люсонский, которого папа наконец-то произвёл в кардиналы. В присутствии обеих королев, всего двора и князей Галликанской церкви Людовик возложил на Ришельё доставленные из Рима пурпурную мантию и кардинальскую шляпу. Кардинал произнёс пылкую речь, уверяя короля в своей преданности и желании верно ему служить. Однако Людовик отказался от услуг Ришельё, которого считал «назойливым занудой». Тогда кардинал опустился на одно колено перед королевой-матерью, снял шляпу и положил к её ногам:
–Сим пурпуром я обязан Вашему Величеству, и он всегда будет напоминать мне о торжественном обете: не щадить своей жизни и, если надо, пролить свою кровь, служа Вам.
Мария Медичи, с которой сын теперь был подчёркнуто любезен и предупредителен (возможно, в пику жене), вызвалась помирить супругов. За обедом она подвела Анну к Людовику и соединила их руки. Соединения душ не произошло, однако король вновь стал исполнять супружеский долг: Франции был нужен дофин.
Никогда ещё король не воздавал больше почестей своей матери, чем теперь. Людовик ХIII настолько уважительно относился к её высказываниям и настолько был благодарен ей за помощь, что собирал свой Совет в спальне Марии Медичи, но это нисколько не мешало ему по-прежнему не доверять Ришельё.
Казалось, две главные проблемы – внутренняя и внешняя – кое-как улажены. Но придворные интриганы не привыкли сидеть без дела. Отец и сын Брюлары – канцлер Силлери и статс-секретарь по иностранным делам Пюизье – постепенно прибирали власть к рукам и выдавливали из Совета соперников. Такая участь постигла, в частности, маршала Шомберга.
–Канцлер и его сын… начинают пользоваться ещё более безраздельным влиянием, чем герцог де Люинь, – писал нунций Корсини. – В их руках печати и канцелярия, иностранные дела, коннетабль, зависящий от капризов их кузена господина де Бюльона, и финансы, поскольку маркиз де ла Вьевиль должен