Заканчивай, Василиса, – тихо шепчет рассудок, не понимающий, почему органы чувств так странно реагируют на малознакомого неприятного человека.
– Только вот… В общем, все это не говорит ни о чем, пока мы не знаем статей ваших расходов, – заканчиваю сбивчиво и совсем неэффектно.
Чувствую себя наивной дурочкой, не способной смотреть на него так, как обычно смотрю на других.
Я часто смотрю на людей свысока. Равнодушно или подчёркнуто вежливо. Так, чтобы никому и в голову не взбрело пробить броню и достать до меня настоящей, если сама не позволю.
Виктор Александрович сносит все защитные укрепления и глазом не моргнув. Я просто… Боже, ну что мне с этим делать?
Нужно объяснить, что имела в виду. Последние слова.
– Возможно, Виктор Александрович, ваша чистая прибыль после уплаты налогов, выплаты зарплат и расчетов с упомянутыми Александром аутсорс-подрядчиками равняется прибыли, которую получают сувенирные лавки на Невском. На юге, откуда я родом, иногда простенькие гостевые дома имеют прибыль больше, чем прекрасные, но дорогостоящие в содержании отели.
После этих слов жду какой угодно реакции. Смеха. Презрения. Насмешек или злости. Я же предположила финансовую несостоятельность его детища.
И совсем не жду восхищенного взгляда и искренней удовлетворенной улыбки, медленно расцветающей на губах. И хлопков в ладоши.
Он хлопает.
Кто-то присоединяется.
Голова кругом, щеки пылают, рубашка прилипла к взмокшей спине, тело обмякло, будто разом выжали все силы.
– Знаете, после такого, я просто обязан ответить на любой вопрос. Но заставлять, если правда нет желания…
Кажется, Василиса, ты только что разнесла все его предрассудки и предубеждения на твой счет.
– Нет-нет! Желание есть!
—–♡♡♡♡♡♡–
В тот момент он и не подозревал, что совсем скоро, всего через пару часов, запретит приближаться к этой девушке. Чертов знак СТОП появится в голове напротив ее фамилии, а на шею будет накинут поводок.
В тот момент под ребрами было легко и свободно. Ничего не давило, не мешало дышать, но запертые на засов в самую далекую камеру души чувства встрепенулись.
Иссохшие, изголодавшиеся, бывшие когда-то чем-то прекрасным и светлым, сейчас они походили на костлявых, мерзких созданий, получивших спустя столько лет пиалу живой воды.
Они еще не набросились на нее, нет.
Раздирая слипшиеся веки, вдыхая трепещущими ноздрями запах свежих весенних цветов, жадно поглядывали в ее сторону, готовые броситься по первой же команде хозяина. А хозяин не замечал пробуждения. Пока еще.
С раскрытых от жажды клыкастых пастей текли слюни, утробно роптали голодные впалые животы, но они, притаившись, ждали. Выжидали момента, когда наберутся сил. Когда посадить их на цепь будет уже невозможно.