Муса монотонно зудел:
– Одни – управляют, не зная цели, другие хотят революции на крови, а наш пациент хочет быть честным, но лжет сам себе.
Он отвернулся.
– Обычное устройство цивилизаций. Ничего интересного мы не найдем.
В чем-то он прав, – омрачился я. Иса был озадачен.
– Их история не задает высшей цели. Не могут подняться выше своих страстей и эмоций.
Я усмехнулся.
– У нас вообще нет цели.
Он задумался.
– Когда-то, как видно из их источников, они боялись злых духов и космических сил, верили в Спасителя, но потеряли веру, стали рабами разума, у единой всемогущей истины. Теперь же у них столько истин, сколько мыслящих существ. Их дух обмелел, не стало смыслов.
– Но мы ищем смыслы, – исправил я свой ляп. Оправдывался, хотя они разговаривали между собой: – Народ изверился в справедливости на Земле. Перестал верить во что-либо. Даже революции ничего не могут сделать.
Иса перешел со своей певучей речи на мой язык.
– И ничего не меняется?
– Что толку? – забывшись, доверился я им. – Новые власти сначала реформируют, потом яростно защищают завоеванное, и скатываются в привычную коррупцию.
Муса задавал наивные вопросы.
– Значит, тебе не нравится то, что происходит на твоей планете? Что же тогда у вас происходит?
– Мы не знаем, куда идем. А кто знает, того не слушают.
– История вас ничему не учит?
– Об этом поговорите с кем-нибудь другим.
От их стороннего взгляда мне стало больно. Что они знают о наших испытаниях (правда, каких – не помнил)? У них задача иная, чем сострадание. Вспомнил, вернее, ощутил судьбы тех далеких людей, и стало жалко их.
– Зачем это вам?
Догадывался, что в их исследованиях – какая-то угроза.
Иса пояснил:
– Мы много знаем об устройстве вашего сообщества, его поведении – равнодействующей ваших сознаний. О механической регламентации отношений с помощью правил и законов. И невысокого мнения, как ты понял. Но хотим проникнуть в индивидуальное сознание живого землянина. Может, изнутри вы еще нам пригодны. Ты не первое живое существо из вашей планеты.
Обращаясь ко мне, они переходили на мой язык и, наверно, в переводе понимание огрублялось. Или не вкладывают всего в свою речь-перевод, говорят со мной краткими, упрощенными репликами-знаками их глубинных смыслов. Боюсь, излагаю их мысли примитивно.
Они вызывали меня на откровения, вставляли свои замечания, словно, не уверенные в чем-то. Мало им бесцеремонного вторжения в мое сознание! Меня поразило, как это они выхватывают непостижимо