– Ну, Лернер, ну, Шерлок ты Холмс наш, Нат Пинкертон, Индиана Джонс, мсье Пуаро, – Севка довольно урча, вытащил из погреба бутылку сухого вина и флягу с остатками самогона.
– Гуляем! Ладно, пацаны, придётся вашему папане на сухом пайке посидеть, а это значит, не с «сухариком», а скорей даже наоборот. Перемудрил ваш папенька. Ну, ничего, бывает… А что это вы всё время улыбаетесь? Ангелочки словно.
Чуть было не осиротевшие на сегодня стаканы, вспотевшие от напряжённого ожидания, вновь наполнились вином.
– Ладно, мужички, подставляйте свои мензурки. Небось, папаня вам тоже перед сном «Рубаи» читает? Милые мои, лучше стакан выпить, чем книгу о том прочесть…
Флягу с самогоном отвинчивали скорее из принципа, чем от большого желания.
– Не будем чрезмерно жестокими, – великодушничал я, – оставим старателю Герману.
– Гусары гуляют! – шепотом кричал Севка, подмигивая спящим ангелочкам…
11
…Ночь вошла в кубрик обиженным хлюпаньем штиля и дрожью опущенных в воду звёзд… Наполнив флягу морской водой и помочившись на лунную дорожку, дрожа от холода, вернулись мы в протопленный гараж. И едва голова коснулась подушки, как меня закружило, завертело, замутило… Вихрь сорвал с места, и тело чужое и ломкое провалилось в тартарары. Я грохнулся об пол, вздыбив клубы пыли и, потирая ушибленный зад, с трудом соображал: где же это я?
Над головой, как и прежде, был бетонный свод, стены – из того же серого пористого бетона, а по углам расселись то ли призраки, то ли черти, то ли гномы. Явно не гараж. Я щёлкнул зажигалкой. Обрывая паутину, приблизился к выключателю. Люминесцентные лампы, гудя осами, вонзили свои жала во мрак. И понял я, что был здесь уже когда-то.
Ну, конечно же! Это бомбоубежище – не что иное, как мастерская Миши Мигрина! Но позвольте, весь созданный Мишей призрачный мир из шамота, был там, на другом конце земли, за десять тысяч километров, в другой жизни, на далекой Украине!.. Сомнений быть не могло. Это была мастерская Мигрина. Я действительно был здесь однажды.
О, эти «однажды»! Тогда мы были помоложе, но менее оптимистичны, сил в нас было – хоть отбавляй, вот и отбавляли: кто сколько мог и как умел.
Ещё тогда подумалось мне, что мастерская эта скорее бомбоубежище. Пристанище для всего созданного Мишей мира. В этом бункере спасалась от налётов ревнителей соцреализма Вселенная с ее обнажённой беззащитностью и агрессивностью, присущей роду человеческому.
Гномам из глины и шамота скрывать было нечего. Хоть и были они захвачены врасплох, но прятать свои чувства, свои эмоции, любовь свою и ненависть не собирались. Не стремились они выглядеть лучше, чем создал их ваятель. Поражала кажущаяся беспристрастность творца, приложившего к ним тепло своей руки… Всё было настолько неожиданно, что в скучающих сумерках мастерской ощутил я робкое предчувствие апокалипсиса. Ощутил и тут же доверился этому миру.
Мы