– Молодец, она у нас! Для нее пара пустяков порубить и сложить поленья, а для нас какое облегчение! – говорил он в таких случаях, довольный Фросей, а главное проделанной ею работой.
– Так вы там все, небось, сели и поехали на ней, – резво замечала русачка Люся, – сильная, так что и отдохнуть теперь не надо, что ли?
– Никто ее не заставляет, – отмахивался Мильдо, – она сама все затевает.
– Знаем, знаем, небось гоняешь, как и нас!
– Девчата, работа есть работа. Зря не говорите, сами знаете, как я вас жалею и понапрасну не гоняю, Бог свидетель.
И вправду: Мильдо был хорошим бригадиром – веселым, находчивым и жутким матершинником. Бригада его славилась тем, что в ней работали на совесть, но повеселиться были тоже не дураки по любому поводу.
На одном из сеансов в кино, смотрели индийский фильм, Кики встретились с дальними краснополянскими родственницами Парфеной и Деспиной Поповиди. Они только что переехали в Осакаровку из Шокая, крошечной станции, недалеко от Караганды. Сестры Поповиди хорошо знали семью Сарваниди. Но ничего о них не знали с сорок второго года, то есть с тех пор, как их самих выслали. Старший брат девчонок, восемнадцатилетний Феофан, довольно тесно стал общаться с Харитоном и Генералом: встречались на свадьбах, церковных праздниках, а теперь, с переездом, зачастил к ним в дом. Часами он мог рассказывать, как высылали греков с его родного поселка Краевско-Греческий. Сядет у Роконоцы за низкий, овальной формы стол, колени его длинных ног чуть ли не у головы и, если были слушатели, начинал свое повествование:
– Нам еще повезло, – говорил он. – Почему-то отца не посадили в 37-ом, а без всякого объяснения, нас выселили, отправили в Апшеронск. Вагон с высланными выгрузили, продержали сутки на вокзале, а потом вывезли на хутор «Дубинка». Дворов там было около восьмидесяти, ну и мы – семей тридцать греков.
– На что жили? – сурово спросил Самсон.
– На что жили? – переспросил Феофан и стал загибать пальцы, желая ничего не выпустить из виду:
– Сажали картошку, отец много плотничал, платили, конечно, копейки, но давали натурой, в основном, яйцами. Ели лебеду, крапиву, как и все соседи. В 40-ом вернулись назад и жили в Лекашовке до сорок второго года. Я успел закончить восемь классов греческой школы и меня перевели в русскую. Кстати, у нас учительница греческого языка была русской. Валентина Ивановна Капагеориди. Из любви к греку – мужу полюбила и его родной язык, выучила его и стала