Почему мы такие тупые
Перед отъездом из Петербурга у меня осталось всего одно важное дело – пристроить свою рыжую бородатую таксу Фарго; тащить его в поезде три дня казалось немыслимым и по человечьим, и по собачьим меркам.
Пришлось позвонить Леше, потому что он был единственным существом, кроме меня, к кому такса относилась с достаточной приязнью. Вообще-то Фарго его даже любил, потому что пару лет мы прожили все вместе и пес привык, что мы гуляем с ним по очереди, а по выходным по многу часов – всей стаей. Фарго любил нас обоих, а мы любили его. Но вместе с незамутненной радостью оттого, что у меня теперь есть собака, пришло какое-то сложное чувство, с которым я никак не ожидала встретиться. Я стала все чаще думать о том, а есть ли у собаки вообще выбор: кого ей любить, если у нее есть только мы? Даже если и я, и Леша окажемся полными мудаками, пес все равно будет смотреть на нас преданными глазами, ждать нашего прихода и скучать. Эта обреченность собачьей любви иногда заставляла меня чувствовать себя очень погано. Что-то подобное, наверное, испытывают те, у кого появляются дети. Но дети все-таки имеют кое-какие шансы вырасти и съехать от неприятных родителей, а вот у собак такой возможности нет. Если бы я подумала об этом раньше, до того, как у нас появился Фарго, то, может, не решилась бы завести собаку.
Когда Леша переехал, первое время я надеялась, что пес забудет о том, что нас когда-то было трое, и перестанет тосковать. Но Фарго проявил истинно таксячье упрямство и каждый вечер садился у входной двери в то время, когда Леша обычно возвращался с работы, и ждал своего второго хозяина.
Так и не дождавшись, Фарго подходил ко мне, возмущенно поднимал переднюю лапку и долго смотрел с выражением: «Ну куда, куда ты его дела?»
Я пыталась погладить пса, но он снова шел ко входной двери и сворачивался там круассаном, грустно поглядывая на меня из-под мохнатых бровей. Чтобы отвлечь его, я шуршала пакетом с собачьим кормом и доставала оттуда несколько пахнущих рыбой горстей. Пес вопросительно смотрел на меня, и я не знала, как ему объяснить, что не могу достать из этого пакета Лешу.
Леша моему звонку обрадовался и даже предложил поехать вместе со мной.
Пришлось напомнить, что полгода назад мы расстались и ездить со мной ему теперь необязательно.
– Но у тебя же отец умер! – попытался склонить меня к совместной поездке он.
– И что? Как будто ты не знаешь, какие у нас с ним были отношения, – ответила я.
– Никакие.
– Вот именно.
Вечером он забрал Фарго и пообещал каждый день присылать совместные фото.
– Можно обойтись только фотографиями собаки, – пошутила я.
– Плюс десять очков зловредности, – парировал Леша. Он присуждал мне очки зловредности за каждую саркастичную или издевательскую фразу в его адрес. Я эти очки никогда не считала, но что-то мне подсказывало, что их