Я чуть было не поддался желанию уйти, не извинившись, исчезнуть, бежать без оглядки из этой квартиры, где собрались такие чуждые мне люди.
Именно в эту секунду в полумраке комнаты я заметил лицо девушки в голубом, и ее взгляд показался таким ласковым, успокаивающим, почти родным. Можно было подумать, что она поняла меня и теперь старалась поддержать.
Вошла горничная с прохладительными напитками. После того как я весьма некстати съел столько птифуров, я не осмелился взять предложенный мне бокал.
– Луиза, будь добра, передай птифуры.
Так я узнал, что девушку в голубом зовут Луизой и что она приходится племянницей месье и мадам Леонар.
Она обошла всех присутствующих и лишь затем приблизилась ко мне. Указав на одно из пирожных с крошечным ломтиком засахаренного фрукта, юная особа произнесла заговорщическим тоном:
– Здесь остались самые лучшие. Пробуйте вот это.
Я не нашелся что сказать и лишь пробормотал:
– Вы так думаете?
Это были первые слова, которыми мы обменялись – я и мадам Мегрэ.
Я отлично знаю, что когда она вскоре прочитает то, что я сейчас пишу, то тихо скажет, пожимая плечами:
– Зачем рассказывать обо всем этом?
В сущности, она в восторге от того образа, который создал Сименон, – образа доброй матушки, которая вечно хлопочет у плиты, следит за тем, чтобы в доме все блестело, и постоянно балует своего мужа – эдакого большого ребенка. Я подозреваю, что именно поэтому она первая удостоила писателя своей дружбы и при этом настолько полюбила его, что стала воспринимать как члена семьи, защищая даже тогда, когда я, в общем-то, и не пытался на него нападать.
Но, как и все портреты, портрет мадам Мегрэ далек от совершенства. Когда в тот знаменательный вечер я познакомился с ней, она была пухленькой девушкой с очень свежим личиком и сияющим взглядом, чем выгодно отличалась от своих подруг.
Что бы произошло, если бы я не начал есть эти злополучные пирожные? Весьма вероятно, что она бы просто не заметила меня среди дюжины других молодых людей, присутствовавших в доме, которые, за исключением моего приятеля Жюбера, служили в дорожном ведомстве.
Эти четыре слова – «Управление мостов и дорог» – и по сей день кажутся нам весьма комическими, и стоит одному из нас произнести их, как второй начинает улыбаться. Если же мы слышим их от кого-то другого, то не можем сдержаться и заговорщически переглядываемся.
Здесь было бы уместно привести всю родословную Шёллеров, Куртов и Леонаров, в которой я всегда путаюсь, несмотря на то, что она представляет родню «со стороны моей супруги», как мы привыкли говорить.
Если