Это была странная, невыносимая жизнь. Пока гильдейцы изучали ее через смотровые отверстия, она ощущала их воспоминания и мысли, а также слышала колокольный звон и суету города со шпилями в долине за лесом. Иногда слышала поезда, несущиеся на север, и крики извозчиков, и грохот повозок, хотя почти не понимала, что все это значит – не считая того, что это была реальная жизнь, которой ее по какой-то диковинной причине лишили. Некоторое время, даже после того, как узница научилась говорить, тюремщики хранили молчание в надежде, что она все еще может произнести какое-нибудь новое для них заклинание. Но если мистрис Саммертон озвучивала невысказанные мысли людей, ее избивали. Если она двигала что-то, не прикасаясь, ее пальцы обжигали о стекло лампы. А еще ее постоянно ощупывали и подвергали процедурам. Один мужчина все время мурлыкал что-то себе под нос, когда пускал ей кровь с помощью пиявок. Были и те, которые вручали ей карточки в конвертах, просили прочитать содержимое; привязывали ремнями к стулу перед накрытыми стеклянными колпаками перьями и гирями, веля их двигать, пока сами обсуждали, можно ли усилить дар, лишив ее зрения. Подвергаясь жестокому обращению за аналогичные спонтанные действия, она понятия не имела, чего на самом деле хотят эти люди.
Мистрис Саммертон некоторое время шла молча, как будто на этом ее история закончилась. Затхлое эхо ужасной тюрьмы в Оксфорде затихло. Деревья перестали стучать в зарешеченные окна, и в воздухе снова запахло сажей, грязью, уборными и капустными кочерыжками. В какой-то момент мы повернули обратно вдоль берега. За мостом нас снова ждал Брейсбридж, серый в сгущающихся сумерках.
– Вам удалось сбежать? – спросил я.
Она остановилась, повернулась ко мне и распахнула пальто. Начала расстегивать пуговицы и развязывать веревочки на своем рабочем халате. Это был странный поворот, и я попятился, холодея от страха. Забыл, с кем связался? Сам пошел на темный берег быстрой реки, вслед за существом, которое… Потом я увидел. На бугристой, натянутой коже ее худой груди сияла татуировка. Крест и буква «П» светились в сумерках.
– Никуда я не сбежала, – проговорила она и опять застегнулась. – Англия такая, какая есть, Роберт, и гильдии контролируют меня точно так же, как твоего отца и твою бедняжку мать. Ах, нынче я свободна от ежедневных трудов, на которые потратила, скажем так, целую жизнь. Гильдия собирателей не всех держит в тюрьмах вроде Норталлертона. На самом деле, меня забыли в Редхаусе, и вряд ли какой-нибудь старый дурак вроде Татлоу про него вспомнит.
И все-таки у меня было множество вопросов. Я вообразил, как она сегодня вернется в Редхаус. Даже после всего, что я слышал и видел, место, которое