Мы перешли мост и двинулись в путь по противоположному берегу реки, вдоль полузатопленного луга. Белые птицы, которых в Брейсбридже называли сушчайками, кружили над бурлящими водами Уити.
– Знаете, – сказал я, – в таких, как вы, я всегда верил. Зато сомневался в существовании Норталлертона. Моя мать действительно была подменышем?
– Мне не нравится это слово, Роберт. В следующий раз ты и меня так назовешь. Или ведьмой, троллем, фейри.
– Но фейри не существуют… а вы здесь.
Она улыбнулась, а затем нахмурилась под сверкающими стеклами очков, и коричневые морщины, проступая из теней, рассекли ее лицо.
– Знаешь, я даже это иной раз подвергаю сомнению. Взгляни, как здания в Брейсбридже поднимаются и опускаются, как преображаются вспаханные поля в ожидании смены времен года – и почувствуй этот пульс! Всю эту страсть, энергию и усердие! Моя жизнь расплывчата, Роберт. Я постоянно ощущаю хрупкость реальности. Она пронизывает мою плоть. В Редхаусе я чувствую себя старой собакой в пустом доме, которая рычит и лает на тени…
– Наверное, это ужасно.
– Быть может, время от времени. Но, поверь мне, несмотря ни на что, этот век лучше многих других с точки зрения того, когда стоило бы жить. Меня не закидали камнями и не сожгли – во всяком случае, пока, – и у меня есть мои маленькие развлечения…
Пока мы шли под колыхающимися деревьями по берегу быстротечной Уити, мистрис Саммертон рассказала мне о своей жизни. Она родилась, насколько могла припомнить, почти сто лет назад, в начале Нынешнего века, хотя точные обстоятельства ей были неведомы. Когда мы остановились рядом со старым деревом, она сняла очки. В сумерках займищ ее глаза казались ярче, чем когда-либо. Мягкие карие радужки пылали, а зрачки были дырами, за которыми простиралась бездонная тьма. Она даже позволила мне прикоснуться к лицу и рукам. На ощупь они были как пергамент или сухая бумага.
– Возможно, теперь, когда я стара, мой облик уже не кажется таким странным. Когда люди меня замечают, они думают, что я просто усохла от прожитых лет. Но в молодости я выглядела почти так же. На самом деле, насколько мне известно, я всегда выглядела именно так. Значит, все случилось до моего рождения или вскоре после него. У Гильдии собирателей есть для моего недуга – как и для любого другого – латинское название, и, похоже, случившаяся со мной перемена наиболее распространена – хоть слово и кажется неуместным – среди снабжающих печи Дадли углежогов из лесов, что лежат в направлении Уэльса. Не правда ли, такое ремесло не кажется связанным с эфиром? Да и с гильдиями тоже? Но факт есть факт, и любое заклинание может обернуться против заклинателя.
– Вы были всего-навсего ребенком.
– Так что, возможно, дело в моей матери. – Она помолчала. – В те дни гильдии платили хорошие деньги за таких, как я, – новых и достаточно молодых, чтобы их можно было