Теперь о перспективах, которые имела на тот момент молодая семья.
Получив, по окончании музыкального пед. училища, образование дирижера и баяниста, папа должен был его как-то реализовать, чтобы прокормить семью. Очевидно, что в селе такой возможности не просматривалось, поэтому молодые стали думать о переезде в город, на что и решились после моего рождения, где-то в 1955-1956 году.
Глава IV. Ростов
К моим воспоминаниям о Ростове относится, во-первых, то, что мы ютились по съемным квартирам. Видимо, мы сменили их немало, прежде, чем получили комнату в коммуналке. Мне запомнилась только одна из них, вернее, ее хозяин, высокий и худой горбун с морщинистым лицом. Папе он очень не нравился, и тот говорил про него много плохих слов, которые я не смогу сейчас воспроизвести. Моему же детскому воображению после таких слов (в совокупности с внешностью), хозяин квартиры представлялся буквально чертом в гриме. Насколько я мог тогда понять, все их размолвки с хозяином происходили из-за несвоевременной оплаты за квартиру. Видимо, в семье с деньгами было туго.
И вот, наконец, первая коммуналка. Это была комната на втором этаже студенческого общежития (от ростовского музыкального пед. училища) на Советской площади, дом 7. Папа работал на двух работах: в музыкальной школе и в пед. училище и, видимо, по этой причине нам выделили это жилье. Комнатка была очень маленькая, с одним окном и видом на площадь. Казалось бы, здорово, в праздники удобно смотреть парад и демонстрации, но нет – за неделю до каждого события перед нашим окном вывешивали плакат с портретом Ильича (на стене для этого имелись соответствующие крепления) и у нас наступала «полярная» ночь, которая длилась еще пару недель, пока плакат, наконец, не снимали. Поэтому, парады приходилось смотреть, как и все обыкновенные люди, на площади, сидя на плечах у отца. Судя по ощущениям, плакаты вешали и снимали раза четыре – значит, мы прожили в этой комнате приблизительно два года.
Затем, семье дали другую коммуналку, уже более комфортную, если так можно выразиться. Это была комната на два окна. У одного окна стояла моя кровать, а у другого – кроватка сестры, обтянутая сеткой, чтобы она оттуда не вылезала. Видимо это был год 1960-й, потому что сестра уже ходила по кроватке (ей был где-то годик) и показывала мне разные гримасы. Меня водили в садик, который располагался в двухэтажном здании на перекрестке улиц Окружная и Пролетарская, напротив пожарной части. В более поздние годы в этом здании располагалась вечерняя школа, а сейчас оно уже лет 5-7 стоит под ремонтом с непонятными перспективами. В садик меня водила бабушка Аня, папина мама. Где она размещалась у нас, в этой маленькой комнатке, я не представляю – разве что на раскладушке, которую ставили возле входной двери.
В этой комнате в нашу семью впервые пришла беда: я помню, как рыдала в голос мама, когда пришла телеграмма о смерти ее отца, что жил в деревне Юрьево. Он умер тихо во сне, уснул и не проснулся. Она ездила на похороны и вернулась оттуда вконец убитая – так нелегко ей давались такие переживания.
Была на похоронах и ее сестра