Так вот, наша жизнь сегодняшняя полностью опровергает то, что вы вызубрили на всю жизнь. И забудьте, друзья-философы, об этом. Потому как в нашем обществе все общественное бытие наше привычное рушится и меняется, и то ли еще будет… А вот общественное сознание в основном такое же без малейших изменений, и оно-то является главным камнем преткновения на пути движения к цивилизованной жизни и еще долго-долго будет определять наше бытие. Потому как мы, гуманитарии, не способны были отстоять начатый с хрущевской перестройкой процесс прояснения нашего сознания.
Вспомним тот знаменитый семинар по стратификации, кажется, где-то в шестьдесят шестом или шестьдесят седьмом году. Кто из вас там был? По-моему, ты, Вадим. Я тогда только прикоснулся к социологии, еще толком не зная, что это такое. Тогда с докладом о теории стратификации выступила Инна Рывкина. Я помню, что она сделала прекрасный обзор западной, американской литературы по социальной стратификации, рассказала о критериях выделения социальных слоев в западной социологии, сделав вывод, что теория социальной стратификации может быть использована как хороший инструмент для изучения глубинных механизмов социальной структуры.
Я помню, каким нападкам она подверглась со стороны многих из нас же, социологов, за то, что посмела посягнуть на святая святых — на ленинскую теорию классов и классовой борьбы. Многие выступающие обвиняли Рывкину в том, что она в своем докладе не дала должной критики этого буржуазного подхода к социальной структуре общества. Тогда мне стало ясно, что свободе исследований в социологии наступил конец. Да ее — свободы-то исследований — в гуманитарных науках никогда и не было, просто Хрущев приоткрыл ей форточку.
− Друзья, а ведь действительно, давайте вспомним, как создавался первый у нас в стране Институт социологии, — сказал Вадим, снова встав из-за стола и упершись руками в спинку стула. − Он создавался уже в брежневские времена. Все, конечно, понимали, что создание этого первого в Великой державе института социологии, каких во всем мире пруд пруди, имеет, скорее, политическое, чем научное значение. Во-первых, мы — члены Международной социологической ассоциации, и во всех ее конференциях, конгрессах наши ученые от партии должны были участвовать. Несмотря на весьма преклонный возраст, вечные Федосеев с Константиновым и иже с ними чопорно представительствовали там, где в основном доминировала лохматая джинсовая молодежь. И хотя это было предметом постоянных насмешек и фельетонов западных журналистов, наши власть имущие не придавали этому значения. Однако для пущей важности им нужно было представлять данные Института социологии, «как у всех». И, внушая всем нам, что социологические конгрессы — это арена острой идеологической борьбы, которая непосильна молодым, зеленым, они вновь и вновь отправляли туда самых немолодых и не зелёных Федосеева с Константиновым.