Три часа летом, а зимой? Если дорога укатана, то часа четыре понадобится, а если дороги нет… Можно вообще не доехать. Катя вздохнула: зимой, да еще ночью, да еще через лес… Так и замерзнуть можно, да и волки там не дремлют. Ей стало страшно.
– Может, нам лучше переночевать на станции?
– Вы, барышня, не волнуйтесь. В полночь уж там будем.
Все это время возле саней сидел огромный мохнатый пес, с интересом разглядывая, как хозяин кутает барышню в одежки, превращая ее из человека в толстый, неповоротливый куль. Пса звали Цыган, и был он при Кузьмиче вроде его собаки, он зевнул и щелкнул челюстью, на лету ловя падающие снежинки.
Кузьмич кивнул на Цыгана.
– Он у меня умный: ежели что – и хутор найдет, и людей приведет.
Пес словно понял, что говорят о нем, навострил уши и вильнул хвостом.
– Одна беда. Ленивый. Не хочет сам бегать, так и норовит на халявку проехать.
Будто в подтверждение его слов, Цыган прыгнул в сани, залез под плед, поудобней устраиваясь возле Катиных ног, чем вызвал ее улыбку. Кузьмич еще раз обошел сани, разглядывая их со всех сторон. Осмотром остался доволен. Перекрестился и взял в руки вожжи.
– Ну, с богом! – дернул поводья и завалился в сани, укладываясь на одеяло, расстеленное поверх поленниц. Мерин напрягся, дернул повозку и не спеша потащился, оставляя за собой колею.
«Не кучер, а дровосек какой-то», – подумала Катя и, не выдержав, спросила:
– Вы что, дровосек?
– Ась? – не понял Кузьмич.
– Говорю, поленницы у вас в санях. Вы, что дрова заготавливаете на продажу?
Кузьмич хмыкнул, дивясь, какие они, городские, несмышленые.
– Да не. Это про запас. Я человек практичный. Вот собьемся с дороги – и что?
– И что?
– А то! Разведем мы с вами костерок, Екатерина Андреевна, и засядем возле него. Тут дров до утра хватит. – Кузьмич хлопнул по поленницам. – А еще самогоночка есть.
– И закусить найдется?
– И закусить найдем. Сала у меня почти фунт. С осени кабанчика заколол, сам солил. Не сало, а мед.
У Кати повеселело на душе. Ей не переставали попадаться добрые люди. Они словно шли рядом с ней по жизни, оберегая от зла и не давая в обиду.
– А часто замерзают ямщики?
Голос у нее был вялым. Кузьмич посмотрел на Катю. Под двумя тулупами и пледом, разморенная теплом, она клевала носом и чуть шевелила губами, пытаясь поддерживать беседу.
– Бывает. – Кузьмич подмахнул вожжами.
Верст через пять лошадь сбавила ход, с трудом таща сани против ветра. Когда выехали со станции, ветер дул в спину, а теперь сменил направление и закружил вокруг них, призывая станцевать «метелицу». Снежная крупа секанула по лицу. Кузьмич потянулся и дернул за край, опуская шаль Кате на глаза.
К имению Муромцевых подъезжали уже в полночь. Метель бушевала вовсю, смешав в ледяном хаосе и небо, и землю. Кузьмич шел возле лошади, держа ее под уздцы. Цыган то убегал вперед, то возвращался и опять убегал,